Давненько не брал я в руки шашек. Вижу на сайте стали популярны мимозы, посему зашлю-ка я свою, из далёкого детства.

"Ответственность"

Эпиграф: "Правильно поставленная задача - уже половина решения."

Вспоминая прошлое, вынужден признать, что лет в 5-6 я был весьма противным шкетом Гадство же моё выражалось в том, что я абсолютно не признавал прогулки под присмотром взрослых. Если дома я был само послушание, то при выходе на улицу в меня вселялся бес. Душа требовала независимости, и ноги сами забредали чёрт-те знает куда, подальше от бдительного ока. А так как пацанчиком я был шустрым, догнать меня было непросто.

Конечно, большую часть времени я, как и все, ходил в садик, но всех проблем это не решало, ведь на лето он закрыт. Отец и мать работали много, времени на выгуливание меня у них было маловато, разве что по выходным, и то не всегда. Но дитю "надо дышать свежим воздухом", говорила мама. Как-то пару раз пробовали приставить ко мне бабушку (по отцу), но я умудрился от неё удрать и влезть в осиное гнездо в парке около нашего дома. После того как я в виде шарика предстал перед бабушкиными глазами и позже был предъявлен родителям, она категорически отказывалась брать меня на улицу. Дома посидеть - пожалуйста, а на улицу - увольте. В итоге, в качестве надсмотрщиков мне были выданы дед (по матери) и старшая сестра (она старше примерно на 4,5 года.

С сестрой справиться было просто. Как заправский разведчик, я выжидал момент, когда она, увлечённая игрой в классики или прыжками через резиночку с подружками, теряла бдительность, и банально сбегал. Далее я направлялся по своим делам и потом, злорадно усмехаясь, смотрел из надёжного укрытия, как она в слезах бегала по двору в поисках меня. Раз, я, мелкий падонак, тихонько вернулся домой и доложил маме "Она со мной совсем не играет." После, через десяток минут, в истерике прибежала моя сестра с плачем "Братика потеряла. Исчез." и горько зарыдала. Мать, естественно, её профилактически ругала, и, пожалуй, впервые на моей памяти я испытал некую жалость к сестричке.

С дедом было посложнее. Обставить бывалого фронтовика мне по малолетству было непросто. Плюс дед был на руку скор и на расправу крут. Не помню ни разу, чтобы кто-либо другой из домашних хоть раз меня тронул пальцем. Бесхребетная интеллигенция предпочитала воздействовать на меня нотациями и взывала к совести. Дед же, в смысле воспитания, был куда ближе к народу и из всех методов предпочитал самый кратчайший, надёжный, проверенный на собственном опыте. За самоуправство и бунт хорошенько давал по заднице. "Скажи спасибо и носи на здоровье." И даже под его присмотром приключений было у меня множество. Стоило ему на секунду отвернуться - то я с качелей спрыгну и разобью нос, то полезу на забор и коленки расцарапаю, то с велика в какую-то канаву свалюсь.

Я умудрялся вляпаться в неприятность в абсолютно любом месте. Вот, например, на даче. Мама готовит, сестра поставлена пропалывать грядки, отец в городе на работе, дед что-то строит или чинит. Мне выдан совок, большая куча песка, и ведро с водой. Казалось бы, живи и радуйся, только за забор не выходи. Но нет, я, поводив жалом, нашёл яму, которую только что выкопали для компоста. Ну как в неё не залезть? Через пару минут приходит понимание, что вылезти из неё я сам не могу, уж очень глубока.

Выхода нет, кричу "деда!!!" Прибегает он, взбешённый из за того, что я его оторвал от дел, вытаскивает меня из ямы, даёт по жопе, и отводит обратно к импровизированной песочнице.
- Давай, замок строй.

Через пять, много десять, минут история повторяется. Теперь он меня берёт с собой, даёт важное задание - подавать инструмент. Только он отвернулся прибить доску, я уже в снова в яме и "анкор, ещё, анкор." Как мне помнится, в тот день я прыгал в яму с дюжину раз, и, соответственно, к вечеру сидеть было не очень удобно. Думаете это меня отучило? Как бы не так.

Приехали к нам дядя, тётя, и кузина. Родители сплавили меня с сестрой под их ответственность, как дополнительную охрану приставили к нам деда, а сами с облегчением уехали в отпуск на недельку. Веселой компанией поехали на речку. Точнее, почти весёлой, ибо мне купаться было запрещено. То ли я кашлял, то ли чихал, а может просто в наказание за какую-то провинность, даже не помню сейчас. Но приказ был однозначный, сиди на берегу, наслаждайся видом на воду. И щас, только разгон возьму.

Первым делом я тайком подошёл вплотную к берегу и умудрился промочить ноги, правда этого никто не заметил. После нарочито прогулялся по вдоль пляжа, дескать "вот он я, никуда не делся." Надзор ослаб, и вот я уже забрался на мост. Недалеко росли камыши, естественно, я за ними потянулся, как же не сорвать такую красоту?

Дальше было прозаично, ветерок подул, камыш отклонился, я за ним, и полетел с моста. Плавать я не умел, так что мне просто повезло, речушка была мелкая, чуть поболе метра. Впрочем, я и сам был метр с кепкой. Каким образом я умудрился стать на ноги и не захлебнуться под мостом, до сих пор не понимаю. Более того, не понимаю как дед обнаружил точно, где я нахожусь, ибо меня не был видно. Наверное, опыт не пропьёшь, сапёрская чуйка не подвела. Кожей ощутив неладное, дед молнией метнулся в правильное место и выдернул меня из воды как редиску из грядки.

За много лет, в драках, да и на соревнованиях и тренировках по карате, я регулярно получал люлей. Чаще, конечно, выдавал, но и получать свою долю приходилось. И скажу так, такой трёпки я более не получал никогда. Наверное дед вспомнил своё детство, и как мой прадед, суровый кузнец, его за шкодство лечил ремнём и даже кочергой. На удивление всем, я даже не заплакал. Более того, я был доволен, ибо получил взбучку лишь за падение с моста, а то, что я к тому времени уже успел промочить ноги, никто и не заметил.

Вопрос с активным неслухом требовалось решать, но как? Ни длительные мамины лекции, ни постановка в угол, ни суровая дедовская длань не являлись действенным лекарством. Вариант держать меня в стенах квартиры, хоть и рассматривался, но был отвергнут. Нужно было нестандартное решение, и нашел его мой отец. Усадив меня вечером на диван, он сказал:
- Сынок, ты уже большой. Осенью в первый класс пойдёшь. Отныне за тобой смотреть никто не будет. Дедушка уже старенький, а сестра - девочка. Их каждый обидеть может. Теперь ты за главного, отвечаешь за них. Смотри, чтобы они не потерялись и вели себя хорошо.

Я был очень горд новым заданием, и речью проникся. Случай проявить себя представился весьма скоро. Дед, сестра, и я отправились в парк аттракционов. Он только открылся и, естественно, был полон народа. Не так уж много и было подобных развлечений в начале 80-х.

Глаза разбегались. Ах, какие там были карусели! А машинки! А колесо обозрения! Даже почему-то стоял всамделишный самолёт. Везде были какие-то стенды с красивыми плакатами. Помню ещё длиннющую очередь к бочкам с надписями "ПИВО" и "КВАС". Но главное - это, конечно, лотки с мороженым, которого не было вкусней. Пломбир в вафельных стаканчиках. Мороженное сливочное, кофейное, и с шоколадной корочкой на палочке. А, чуть не забыл, самое желанное, с лимонной корочкой. Небывалый шик, помнится, за целых 30 копеек.

Если и был рай на земле, то он несомненно был именно там, где-то между лотками, каруселями, надувными шариками и огромными деревянными фигурами в виде зайцев, медведей, и сказочных персонажей. Я был увлечён, поражён, восхищён. И вот я повернулся, чтобы поделиться своим восторгом и в ужасе увидел, что позади меня нету ни сестры, ни деда. Вот секунду назад они были, где же они?

Первым делом вспомнился наказ мамы "если что случилось, стой и жди на одном месте." Я честно стоял. Долго. Может целых секунд 30. Но ни дед, ни сестра так и не появились. Что же делать, не проводить же мне тут весь день? Даже праздник жизни как-то померк.

Решение пришло в голову само. "До дома далеко, пожалуй не дойдёшь, ведь сюда мы ехали на автобусе. И денег на билетик у меня нет. Но дом бабушки и дедушки (что по отцу) совсем близко. Направлюсь-ка я туда." Адреса я не знал, но маршрут представлял абсолютно чётко: вдоль основной дороги до перекрёстка, перейти улицу, там остановка. Дальше справа будет баня, за ней поворот. Свернуть, чуток пройти, потом налево, далее через два проходных двора и третий будет их. Второй подъезд, если считать справа, пятый этаж.

Ещё раз я окинул взглядом уже ставший неинтересным парк аттракционов и, не увидев знакомых лиц, направился по заданному направлению. Я бодро прошёл почти до остановки, как вдруг меня озарила мысль. "Папа же мне сказал следить за дедушкой и сестрой. Я большой, знаю куда идти, значит я не потерялся. Но их то нет, значит они потерялись. А кто их найдёт? Я, получается, бросил их в беде. Как они же доберутся домой?" В голове зазвучали снова слова папы "дедушка - старенький, сестричка - девочка, их каждый обидеть может."

Вот тут я и заплакал. От жалости к ним, потеряшкам, и от негодовании на себя "как же я мог бросить беззащитных". Со всех ног я понёсся назад к аттракционам. Запыхавшись, влез в толпу. Лотки с мороженым, очередь за пивом, очередь на колесо обозрения, самолёт, фигуры животных. Нигде нету дедушки в синей рубашке и девочки с большим белым бантом. Меня охватила паника: "Неужели они пропали? Что я скажу папе? Что я скажу бабушке? Что я натворил..."

И вдруг я увидел их, стоящих у дороги. Никогда не видел деда таким напуганным. Он растерянно смотрел на дорогу по которой проносились машины и рукой массировал сердце. Сестра же стояла вся зарёванная и бантик почти сполз с косички. "Однозначно потерялись, бедняжки," - кольнуло внутри. Я взял себя в руки, вытер слёзы, и тихонько подошёл сзади. "Ну, вот вы где. Куда делись? Разве вам мама не говорила, если потерялись - стойте где стояли. А то я бегаю по всему парку ищу вас. На минутку отвернуться нельзя." начал ругать я их.

Никогда не видел, чтобы так быстро менялось выражение лиц. Оба пытались что-то сказать, но не могли. "А ну дали мне руки. Немедленно домой. Вот вернёмся, задам вам взбучку." взрослым тоном приказал я.

Вечером доложился отцу:
- Деда с сестрой вели себя плохо, только я отвернулся, они сразу убежали. Никуда брать с собой нельзя. Еле-еле их нашёл и домой привёл. Как наказать деда, ты сам решай, а сестру я бы сладкого на неделю лишил. - порекомендовал я.

Странное дело, но после этого случая дед больше ни разу меня не наказывал. Я больше и не убегал никуда, ни от него, ни от сестры. Да и как же их одних оставить, несмышлёнышей? За ними глаз да глаз нужен, на мне же "ответственность."

Есть у меня знакомый художник, по имени Вова. Знаю его уже давно, ещё с тех времён когда он пионерские лагеря разрисовывал, потом кафе всяческие, да видеосалоны, а сейчас у него свой салон, художественный, который он держит больше для души, поскольку сам живёт больше за счёт индивидуальных заказов - больших семейных портретов, что заказывают ему наши местные нувориши. Таких клиентов сам он в шутку называет «мои герои», поскольку выходят они у него очень помпезные, в золотых, как правило, тонах, солидных рамах и похожи на портреты в Эрмитаже, в галерее героев войны 1812 года. Одна такая картина рисуется несколько месяцев и стоимость её начинается где-то от полумиллиона. Но заказчики у него люди весьма состоятельные и постоянно подкидывают ему новые заказы, про один из которых и пойдёт речь.
В общем, вышла на него одна здешняя небедная семейка, что хотела запечатлеть свои лики подобным образом. Сперва договорились о групповом портрете на широкой внутренней лестнице их трёхэтажного особняка. Плановая композиция была следующей - сзади стоял сам отец семейства с его хамоватой супругой, что и была главным организатором этого действа, а впереди две их дочки, здорово, по словам Вовы, смахивающие на сестёр Золушки – такие же нахалки и выскочки. Кроме того, был ещё пятый член семьи – диковатый полуметровый попугай редкой породы жако, которому по такому случаю сшили настоящий пиджак и он носился в нём по всему их огромному дому как угорелый.
Смирно стоять целый час и позировать он упорно не хотел, впрочем, как и сам глава семьи, который выдержал всего лишь один день работы натурщиком, а в следующий Вовин приезд вдрызг разругался со своей женой и вышел позвонить, вернувшись минут через десять уже абсолютно пьяным и счастливым человеком.
Надо сказать, что Вова, сам любитель употребить, к этой его метаморфозе отнёсся с пониманием, но и продолжать рисовать дальше стало уже совсем затруднительно. Тем более, что, судя по словам супруги хозяина, это было его стандартное предзапойное состояние. Над идеей престижного семейного портрета отчётливо нависла угроза исчезновения и Вова, немного подумав, предложил заказчикам следующий вариант – он нарисует их семью по фотографиям, на фоне природы или, к примеру, их особняка, для чего они предоставят ему свои, наиболее выигрышные, на их взгляд, снимки. На том и договорились.
Сказано - сделано. На следующий же день они переслали ему свои лучшие фотографии, по которым можно было отследить жизнь их семьи. Сделаны они были, в основном, на отдыхе в Тоскане, Провансе и прочих подобных местах, которые, по их мнению, придавали им некую дополнительную изысканность. На них они катались на яхте, играли в гольф, пили вино в каких-то фешенебельных ресторанах, занимаясь, собственно, всем тем, чем и занимаются в законном отпуске наши обеспеченные люди.
Получив фотографии Вова тут же приступил к работе, которую всё же закончил несколько позже оговоренного срока по весьма уважительной и банальной причине – теперь он сам, в свою очередь, ушёл в загул, заставив заказчиков прождать лишний месяц. На все их звонки они лишь слышали односложный вздох Вовиной жены: - Пирует пока…
Тем не менее, работа всё ж таки была закончена и заказчики наконец-то пожаловали всей семьёй к Вове в мастерскую принимать работу. И вскоре они уже дружно стояли перед своим готовым портретом как по команде открыв рты от изумления.
Представшая их нетерпеливым взорам картина была не лишена, мягко говоря, своеобразия. Выполнена она была в рустикальном стиле, сильно напоминая иллюстрации русского художника Ивана Билибина к сказке Петра Ершова «Конёк-Горбунок».
Их роскошный особняк на ней преобразился в деревянную избу с соломенной крышей и кривой трубой на которой восседал их попугай жако, что, благодаря кисти художника превратился в здоровенного петуха с красным задиристым гребнем.
Рядом с избой, прямо у крыльца, довольно улыбаясь и глядя в небо, мирно лежал на спине сам отец семейства, крепко сжимая в руке початую бутыль самогонки.
Его супруга в посконном платье, босая, конопатая и простоволосая сидя на корточках энергично дёргала за соски тощую и пёструю коровёнку с большими, грустными и мечтательными глазами.
Обе их дочки предстали плотными и краснощёкими деревенским девахами с пышными кустодиевскими формами. Их дорогие и модные брендовые одеяния, купленные во флагманских миланских и парижских бутиках, обратились в цветастые кокошники и сарафаны, в которых они дружно сыпали в старое корыто отруби, предназначенные дюжине носившихся по двору грязных, но весёлых поросят.
Возмущению заказчиков не было предела. По их мнению художник самовольно исказил планируемый замысел, нарочно выставив их всех какими-то селянами и колхозниками. Всё это они сердито довели до сведения Вовы, заявив, что такую дурацкую картину покупать у него они точно не будут.
Всё это, впрочем, не произвело на него ровно никакого впечатления. Выслушав все эти их гневные и раздражённые претензии Вова лишь пьяно и добродушно улыбнулся и произнёс сакраментальную фразу, вызвавшую новую волну негодования:
- А я вас такими вижу…
Угроза отказа от покупки картины его тоже особо не испугала. В ответ на все обвинения он сообщил, что художник он вольный и в таком случае вынужден будет продать своё творение уже не как их семейный портрет, а просто как сельский пейзаж, какому-нибудь случайному покупателю
Перспектива попасть в таком неприглядном виде на стену к какому-либо городскому поклоннику Вовиной живописи их слегка отрезвила и, после краткого семейного совета, глава семейства матерясь отсчитал Вове всю требуемую сумму, после чего, забрав свою картину и яростно хлопнув напоследок дверью, всё недовольное семейство покинуло мастерскую.
И какова дальнейшая творческая судьба этого полотна мне уже, увы, неизвестно.

© robertyumen

ТАЙНА

Первоклассница Валя шла в школу по пыльной дороге и душа ее пела.
Вчера она стала совсем взрослой, ведь родители посвятили девчушку в настоящую всамделишнюю тайну, да такую, что аж голова кружилась…
И не только посвятили, но даже вручили ножницы и доверили быть главной хозяйкой тайны.
Как же хочется поделиться с подружками, хотя бы с одной, самой близкой. Но нельзя.
Это такая тайна, от которой больше веет смертью, чем геройством…

Еще вчера Валин папа, как всегда раз в неделю сел за письменный стол, включил лампу и разложил перед собой накопившуюся кипу газет. Взял ножницы и стал аккуратно вырезать большие и маленькие портреты товарища Сталина.
Валя не спрашивала, зачем это нужно, потому что и так давно это знала, но ей вдруг в голову пришел простой и логичный вопрос:
- Папа, а куда ты потом деваешь все эти портреты?
Родители переглянулись, поговорили друг с другом одними глазами и отец ответил:
- Доча, скажу тебе, только по секрету – эти портреты мы собираем, а потом раз в месяц все до одного сдаем в милицию…
- Понятно, я так и думала. Завтра Зинке расскажу, вдруг ее мама не знает куда сдавать.

Родители опять посовещались взглядами и отец сказал:
- Доча, ты уже совсем взрослая, скоро будешь настоящей пионеркой, так что тебе уже можно доверить серьезное дело. Садись вместо меня и аккуратненько вырезай каждый портретик. Самое главное – не спеши. Перепроверяй все газеты, не дай Бог пропустить. Теперь от тебя зависит вся наша семья.
И вот что ты должна твердо запомнить – никогда и ни с кем не разговаривай об этом. Никогда и ни с кем. Даже с Зинкой. Поняла?
- Да, папа.
- А самый главный секрет – это то, что портреты товарища Сталина мы не носим в милицию и никто не носит. Просто закрываемся на ключ и сжигаем их в печке.
- Как в печке!? Товарища Сталина в печке!!!?
- Чтобы врагам не достались. Садись, вырезай доча и знай, что теперь наша жизнь в твоих руках. Никому ни полслова… Ты помнишь нашего соседа дядю Володю?
- Который уехал?
- А знаешь, почему он уехал?
- Почему?
- Потому, что был невнимательным и пропустил один портрет…

…Гордая Валя шла, а тайна так и распирала ее изнутри, уж очень тяжела была эта тайна для семилетней девочки.
И все же она удержала ее в себе, не подвела родителей, ни с кем не поделилась. А то, что рассказала мне, так это не в счет, ведь во-первых – теперь эта тайна уже никак не сможет навредить ее семье, а во-вторых – ну почему бы Вале не поделиться со своим сыном и не рассказать, как специальные люди с фонариками, устраивали рейды по маленьким деревянным сортирам и зорко всматривались – а не висит ли у какой вражины на гвоздике, кусочек газеты с портретом товарища Сталина…?

Немного о культуре и воспитании некоторых советских людей.

Предисловие.

Всё началось с рогатки. Да не простой рогатки. Я не представлял себе, что рогатки могут делать на заводе и продавать в магазинах. Рифлёная рукоятка, упор для руки, трубчатая резина – это было нечто большее, чем мог представить себе обыкновенный мальчишка. Я страшно завидовал, но даже не мог мечтать о такой рогатке. В СССР такого не выпускали, а вот в Болгарии – просто так продавали в магазине.

Рогатка была тщательно сфотографирована с нескольких ракурсов и обмеряна. Фотографии были представлены папе. За такую рогатку я готов был пообещать всё, даже закончить музыкальную школу с отличием (я терпеть не мог заниматься музыкой и только под угрозой неизбежного наказания меня могли заставить сесть за пианино). И чудо случилось. Папа отнес фотографии в свой НИИ и на Новый год я получил подарок. Нет, не так. ПОДАРОК. Это была супер рогатка. Папины сотрудники постарались. Изменили рукоятку - рука теперь плотно сидела. Добавили пружины и рогатка выхлестывала шарик с невероятной скоростью и силой. В верхней части рукоятки было сделано подобие прицела. В общем мечта сбылась.

Все зимние каникулы я пристреливал рогатку. А в середине февраля была операция «Наказание», где впервые оружие было применено на практике. Но настоящий бой был 1-го Мая.
Я жил в самом центре города на самой центральной улице. Настолько центральной, что до всяких обкомов, горкомов, исполкомов и прочих …комов было минут десять пешком. По праздникам – Первое мая, Седьмое ноября по улице проходили колонны демонстрантов.
А что делают люди, пока колонна медленно движется по улицам к площади? Конечно же радуются свершениям, не забывая закусывать и выпивать водку, а также прочий шмурдяк типа плодово-ягодного. Всё бы хорошо, но появляется необходимость избавиться от жидкости. А где? Конечно же в ближайшем дворе. Благо во дворах были туалеты и даже бесплатные. Иногда попадались экземпляры, которые считали, что идти до туалета далеко и можно отлить прямо под окнами у жильцов. На замечания, как правило, адекватно реагировали и шли в туалет, хотя бывало - просто посылали по известному адресу. И вот 1973 году мы, одиннадцати-тринадцатилетние дети решили дать бой «ссыкунам».

Первое мая, часов десять утра. На улице музыка, идут колонны празднично одетых людей, флаги, плакаты, транспаранты, портреты вождей. Во двор иногда заходят люди, видят стрелочки-указатели (ЖЭК постарался) и проходят к нужному объекту. Заходит пара хорошо поддатых мужиков. Один идет согласно указателям, а второй пристраивается под окнами.
- Дядя, туалет там. – сказала Оля, красивая высокая девочка, моя одноклассница.
- Девочка, иди отсюда.
- Дядя, но ведь воняет и некрасиво.
- Девочка, иди на хер.
- Дядя, нельзя ругаться при детях.
- Ты что, сучка, #$%$#$%#.
Оля отходит в глубь двора.
- Лёня, начинай.
Тихо хлопнула резинка и металлическая скобка впилась мужику в зад.
- Ну всё, пиздец вам.
Мужик подхватил с земли четвертушку кирпича (двор у нас тогда был мощенный, асфальт положили намного позже) и пошатываясь пошел на Лёню. Так, теперь мой выход.
- Бам! – сказала рогатка.
- ОУУУУ, АУУУУУ!!!!! – камень выпал у мужика из руки, сам он упал на колени, держась двумя руками за причинное место. Металлический шарик точно нашел свою цель. В это время из туалета вышел его товарищ.
- Это что за хуйня такая.
- Дядя, нельзя ругаться при детях.
- Да я вас гадёнышей… Ай, ай – это скобки из рогаток Лёни и Юры.
- Ну всё, я вас… #$%^%$
Вот не стоило ему поворачиваться ко мне спиной.
- Бам! – снова сказала моя рогатка.
- Ой, блядь, что это – мужик резко сел на землю. Снаряд точно попал пониже спины.
На вопли раненых начали собираться люди.
- Ребята, а за что же вы их так?
- Вот этот дядя не хотел идти в туалет, вон там под окнами лужу сделал, теперь воняет – объяснила Оля.
- А вот этот дядя плохими словами ругался – подключилась восьмилетняя Вика.
- Да, мужики, кругом вы не правы. – резюмировал дядя Толик. - выпили, так ведите себя прилично. Ну да ладно, пошумели и хватит. Давайте, идите потихоньку, не портите людям праздник.
Медленно, один держась за причинное место, а второй поглаживая раненый зад, побрели на выход. Но похоже не вся дурь выветрилась у них из головы.
- Я, блядь, попозже вернусь и вам всем мелким пи.. ААЙЙЙ!!!
Это третий раз хлопнула моя рогатка и шарик впился в многострадальный зад. Мужики набрали ускорение и скрылись за воротами дома.
- Саша, ты это прекращай, а то не дай бог, кому в голову попадешь.
- Та нічого. Може навчаться ходити в туалет, а не ссать під вікнами у людей, - подытожила бабушка Юры.

Мама вышла на веранду.
- Саша, в дом, бегом!
Так, я попал. Мама предупреждала: за стрельбу в людей и животных рогатка будет конфискована. Подымаюсь домой.
- Рогатку на стол! Шарики тоже. Все, все доставай. Всё, иди гуляй.
- Но мама...
- Я тебя предупреждала? Разговор окончен.
Спорить с еврейской мамой... Поверьте - боевиков ИГ легче сделать буддистами. Больше я не видел своей рогатки.

Послесловие.

В первый день каникул, утром на своем письменном столе я увидел записку с адресом. Поехал, увидел, влюбился и остался на долгие годы. Это был адрес секции стрельбы из лука при Заводе «Коммунар». Школа олимпийского резерва. Это была любовь на всю жизнь. Я не добился выдающихся успехов, не продвинулся дальше КМС. Были взлеты и падения, радость побед и разочарования, даже безответная любовь. Но стрельба из лука стала моим увлечением на долгие годы. Даже сейчас, более 40 лет спустя я прихожу на стрельбище, чтобы вновь и вновь окунуться в атмосферу звенящий тетивы и шуршания полета стрелы.

История двух маршей

Недавно по телевизору была передача о советских студенческих отрядах, где были кадры встречи президента Путина со студентами МГУ. Он рассказывал о своем опыте работы в стройотряде, а в конце беседы вместе со студентами под гитару спел известную песню на стихи Владимира Войновича «Заправлены в планшеты космические карты».
Впервые эта песня прозвучала за несколько дней до появления в космосе первого в мире искусственного спутника Земли. В тот раз московское радио готовило научно-фантастическую передачу, и редакции потребовалась песня о космосе. Начинающий писатель Владимир Войнович, предложил свой стих, и его приняли без колебаний, так как других предложений не поступило. Редактор по телефону надиктовала слова композитору Оскару Фельцману, и тот за несколько часов написал музыку. «До старта нам осталось четырнадцать минут» спел Владимир Трошин. В эфир песня вышла на следующий день после записи. И вдруг, как специально, сообщение ТАСС: «В Советском Союзе осуществлен запуск первого в мире искусственного спутника Земли». Можно себе только представить, с какой гордостью работники радио после этого сообщения запустили в эфир магнитофонную запись новой песни! На следующее утро Войнович проснулся знаменитым.
Песню народ полюбил и запел, а когда в 12 апреля 1961 года Гагарин полетел в космос, песня стала неофициальным маршем советской космонавтики. В бортжурнале первого космического корабля рядом с записями о том, как красива Земля, увиденная с небывалой высоты, были бегло записаны и слова первого космонавта:

Я верю, друзья, караваны ракет,
Помчат нас вперед от звезды до звезды…

В 1962 году космонавты Николаев и Попович исполнили дуэтом прямо в полёте:

Но ни одна планета
Не ждет нас так, как эта,
Планета дорогая
По имени Земля.

А глава государства Никита Хрущев, встречая космонавтов, процитировал: «На пыльных тропинках далеких планет» – прямо на трибуне Мавзолея.
С тех пор это произведение стали называть «Марш космонавтов»

Но… в конце 1960-х Войнович, став уже известным писателем, принимал активное участие в движении за права человека, давал интервью враждебным радиоголосам, послал в газету «Известия» письмо в защиту преследуемого академика Сахарова. Власть не стала терпеть диссидентство Войновича, он был исключен из Союза писателей, подвергался шельмованию и запугиванию. Его пьесы и киносценарии запретили, но марш космонавтов продолжали исполнять, правда, только музыку, без упоминания автора текста. Когда ожидаемого результата не последовало, из соответствующих органов прозвучала сакраментальная фраза: «Имейте в виду – терпение советской власти в отношении вас полностью исчерпано», что в переводе на обычный язык означало: «Или вы поедете на Запад за свой счет – или на восток за наш».
К счастью для Войновича, противостояние с властью пришлось на вегетарианские брежневские времена, его не расстреляли, не арестовали, а «только» лишили советского гражданства и выпроводили из страны.

В 1990 году Войновичу вернули советское гражданство. В Москве ему дали квартиру, он много писал, был удостоен Государственной премии РФ. На протяжении его долгой жизни в нашей стране не раз менялась политическая обстановка, а он никогда не менялся. Еще в 1963 году была опубликована его повесть «Хочу быть честным». И он таким был всю жизнь. Умер Войнович в 2018 на 86 году жизни.


***
Раз мы заговорили о марше, нельзя не вспомнить историю еще одного марша, тоже посвященному полетам.

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор.
Нам разум дал стальные руки-крылья,
А вместо сердца пламенный мотор!
Припев:
Всё выше, выше и выше
Стремим мы полёт наших птиц,
И в каждом пропеллере дышит
Спокойствие наших границ.

Композитор Юлий Хайт в соавторстве с поэтом Павлом Германом в начале 20-х годов создали музыкальное произведение «Марш авиаторов», ставшим одним из знаковых произведений советского наследия. Случилось это так – соавторов пригласили в Политуправление, и сообщили, что в СССР создается Красный воздушный флот, и для него нужен свой гимн. А чтобы они ощутили на себе прелесть полета, их повезли их на аэродром. Убогие деревянные аэропланы, брошенные бежавшими белогвардейцами, ни у поэта, ни у композитора вдохновения не вызвали, и от предложения на них полетать, они вежливо отказались. Тем не менее, песня была написана, хотя ее содержание тогда было из области фантастики. Как и детище Войновича, эта песня опередила время, она прозвучала, когда своей авиации в СССР еще не было, была лишь мечта о собственном, мощном воздушном флоте. И уже к середине 20-¬х «Авиамарш» пела вся страна. Его первая строчка «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью» стала крылатой, а начальные слова припева «Всё выше и выше» приобрели значение девиза. В августе 1933 года песня была официально объявлена маршем Военно-Воздушных Сил страны.

И тогда с этим знаменитым маршем случилась детективная история: «компетентные органы» обнаружили, что у советского марша был брат-близнец за границей, только с другими словами. И не просто заграницей, а в нацисткой Германии! Под этот марш шагали гитлеровские штурмовики. Для советского руководства это было вопиющим скандалом, – как могли фашисты использовать советский марш? А может наоборот, это наши красноармейцы маршировали под нацистский? Здесь попахивало идеологической диверсией, что для авторов грозило расстрельной статьей.
А дальше случилось как в старом анекдоте: «В лесу объявили, что вышел указ – кастрировать всех верблюдов. А с испугу из леса бежал заяц: «Ага, они вначале кастрируют, а потом доказывай, что не верблюд!» Хайт был объявлен немецким шпионом и арестован. Все его произведения, включая «Авиамарш», исполнять было запрещено. Но, как показали дальнейшие исследования, марш у нас одолжили товарищи из коммунистических ячеек Германии. На музыку Хайта они сделали свой вариант под названием «Песня Красного воздушного флота». После того, как немецкие коммунисты были разогнаны и уничтожены, марш попал в руки нацистов и стал работать на нужды фашистской армии под названием «Иди в бой». Так наш композитор невольно оказался автором не одного, а целых трех маршей, как дружеских, так и вражеских. Неразбериха с авторством возникла из-за того, что в те времена отследить даты первых публикаций песни в СССР и Германии было довольно сложно. Но наши «компетентные органы» решили отстоять честь политически значимого произведения, и выяснили, что наш гимн появился несколькими годами раньше, что было подтверждено документами. К счастью, в семье Хайта сохранились ноты этой мелодии, датированные 1926 годом, и после этого Таким образом был положен конец бездоказательным утверждениям и невероятным домыслам. Спустя пять лет Хайта освободили, и марш вернули со ссылкой на автора мелодии. В последние годы Хайт жил в Москве, возглавлял Российское авторское общество. Умер 6 декабря 1966 года.

***
Свою шуточную версию этой истории изложила лауреат премии «Золотой теленок» писательница Нонна Само в одном из своих рассказов. Автор музыки знаменитого марша был ее соседом по лестничной площадке. По ее словам, он не любил вспоминать о своем знаменитом детище, говорил, что его достали этим маршем, как будто другой музыки он не писал. А написал он множество других музыкальных произведений: песен и романсов. Как известно, для неприязни к маршу у него имелись веские основания. Молодой композитор Хайт жил в маленьком провинциальном городке, где был расквартирован авиаполк, и для этого полка он написал марш. Однажды в ту воинскую часть с визитом прибыл рейхскомиссар авиации Геринг (тогда СССР дружил с Германией). Прозвучавший в честь его приезда марш так ему понравился, что он его украл, привез в Германию и подарил Гитлеру на день рождения. Фюреру понравился этот марш и в его сопровождении стали маршировать гитлеровские вояки.

Рассказ писательницы заканчивается безо всякой политики: «История с маршем имела продолжение, но уже не в государственном масштабе, а в масштабах нашей семьи. Однажды мне позвонил мой двоюродный брат и сообщил, что его бабушка собирается разводиться с дедушкой. Дело в том, что, услышав по радио «Марш авиаторов», дедушка заявил, что Хайт украл этот марш, но не у Гитлера, слава те господи, а в совершенно другом месте! Во времена НЭПа, мечтательно вспоминал дедушка, в кафешантанах девочки танцевали канкан и, в три приема поднимая юбки, пели: «Все выше, и выше, и выше!» И дедушка, насколько ему позволяли силы – а оказывается, очень даже позволяли! – изобразил и канкан, и поднятие воображаемых юбок, оп-ля! Бабушка опешила! Но вовсе не от коварства композитора, а от коварства дедушки: оказывается, он ее обманывал – говорил, что идет на службу, а сам-то, сам жуировал по кафешантанам! Опомнившийся дедушка пытался свернуть на несчастного Хайта, но не тут-то было – бабушка была непреклонна, ибо вина дедушки была очевидна: во-первых, лгал насчет службы, во-вторых, посещал безнравственные заведения, и, в-третьих, выходит, что ему нравились всякие там шансонетки, а говорил, что его любимые композиторы Бах и Григ! Ну, мы всей семьей принялись за дело и убедили бабушку, что если и были в биографии дедушки кафешантаны, то до их встречи с бабушкой».

Дед Мороз. Новогодняя быль.

Это случилось так давно, что, казалось бы, многие детали этой истории могли бы бесследно исчезнуть из памяти. Стереться, раствориться в годах. Тем не менее, я помню все настолько отчетливо, словно это произошло лишь вчера.

…Мне шесть лет. Я уже хожу в первый класс и очень этим горда. Мне очень нравится в школе. Только вот… если бы не было этого противного хулигана Юрки Политая. Его боятся даже старшие ребята. Он драчун и забияка. К своим восьми годам Юрка успел уже остаться на второй год в первом классе. Он до сих пор читает по слогам. А мы уже закончили букварь. У нас даже «Праздник Букваря» был. А сейчас мы готовимся к встрече Нового Года. Репетируем песни и стихи – в школе второго января будет новогодний утренник.

Я с особым нетерпением жду наступления Нового Года и мечтаю о том, что в этом году Дедушка Мороз принесёт мне в подарок коньки “Снегурки”. Такие белые, высокие ботинки. А на кончике полозьев непременно должны быть нарезки – чтобы крутить пируэты. А то у меня не получается в старых коньках моего старшего двоюродного брата. Они простые, черные, с длинными полозьями. Мальчишеские. Я уже поделилась своей мечтой с бабулей и она сказала, что если я буду послушной, то непременно Дед Мороз придёт с подарками. Что я, маленькая? Я и так знаю, что Дедушка Мороз приходит только к хорошим детям. А к таким хулиганам, как Юрка Политай, он не приходит. И подарки им не дарит. Я это Юрке и сказала на переменке, когда он опять больно дернул меня за косичку. А он в ответ только скривился. Сплюнул прямо на пол и заявил:
- Дура ты! Никакого Деда Мороза нет. А подарочки вам ваши родители под ёлку ложат!
- Во-первых не «ложат», а кладут, а во-вторых сам дурак! Ко мне Дед Мороз приходит каждый год. И к девочкам приходит! Правда, девочки? - я обратилась к притихшим одноклассницам.
- Правда! Есть Дед Мороз, только живет он далеко, в Сибири! – поддержала меня Ирочка. У нее папа военный. Они в Сибири жили, Ирочка точно знает, что там очень холодно, и у Деда Мороза там избушка.
- Нету никаких Дедов Морозов! - не сдавался Юрка.
- А, вот и есть! Есть!
- А ты его видела?
- Нет… - растерялась я.
- А вы его видели? – обратился он к девочкам.

Они помотали головами. Оказалось, что живого Деда Мороза не видел никто.
- Я ж говорю, нету никаких дедов морозов! – обрадовался Юрка.
- А вот и есть! Он каждый год ко мне приходит, и подарки под ёлкой оставляет. А к тебе он не приходит, потому что ты хулиган и двоечник! – распалилась я.

Я не успела ничего понять, как Юркин кулак въехал мне прямо в нос. Слезы брызнули из глаз.
- Ах, так! – я бросилась на Юрку, колошматя его кулаками…

…Мы стояли перед учительницей. У меня из носа текла кровь. Белый воротничок был оторван, один манжет болтался на ниточке, другой закапан кровью. Вместо аккуратных косичек «крендельков» волосы торчали в разные стороны, а на них сиротливо висели ленточки… У Юрки вид был не лучше. Лицо расцарапано. Волосы взъерошены, а под глазом уже наливался синяк.

- Очень красиво! – произнесла учительница, - И не стыдно? – поинтересовалась она почему-то только у меня.

Я угрюмо молчала, и изо всех сил старалась не зареветь. Мне было очень обидно. Но я продолжала молчать.
- Политай, с тобой разговор отдельный, останешься после уроков. А ты, - учительница обратилась ко мне. - Пойдешь сейчас и приведешь себя в порядок, а потом мы поговорим.

В туалете меня окружили девочки. Я закусила губу, но не плакала. Мне было обидно. Ну, как он может говорить, что Деда Мороза нет?…

…Бабуля всплеснула руками:
- Как же это так случилось! Ты что, подралась? Ты же девочка! А почему ты в тапочках? Где сапожки?

Я забыла поменять сменную обувь и всю дорогу от школы шлепала по сугробам в тапочках, даже не замечая, что ноги насквозь промокли…

- Юрка Политай сказал, что Деда Мороза нет! – выпалила я, и тут меня прорвало. Я залилась слезами и всхлипывая рассказала все бабуле.

Бабуля помогла мне переодеться. Ловко замочила платье и фартук в миске с горячей водой, сыпнув туда стирального порошка. Ленты из косичек были выплетены. Лицо умыто. Бабуля прижала меня к себе и, убаюкивая, сказала:
- Конечно, Дед Мороз есть. А как же? Кто же приносит ребятишкам новогодние подарки?
- А почему его никто не видел? – спросила я.
- Потому что он приходит, когда дети спят. Он ведь один, а вас много, ему знаешь сколько успеть нужно в новогоднюю ночь? Но ты не сомневайся. Дед Мороз точно есть!
- А ты его видела? – с надеждой спросила я
- Видела, – серьезно ответила бабушка.

Я окончательно успокоилась. В доме было тепло, уютно. Пахло ванилью и корицей. Бабуля пекла коржики… Напившись горячего чаю с малиновым вареньем и коржиками, я уснула. А когда я проснулась, в комнате царил полумрак. Я услышала мамин голос. Но встать не было никаких сил.
- Мама, - позвала я.
- Она уже проснулась. Да, непременно. Спасибо. – мама говорила по телефону, догадалась я и испугалась.

Мама вошла в комнату, присела на кровать рядом со мной. Я прижалась к ней. Мне очень хотелось спать.
- Да ты вся горишь! – сказала она.
- А ты не будешь меня ругать? - Спросила я шепотом.
- Драться, конечно, не хорошо, и ты это сама прекрасно знаешь.
- Знаю, но…
- Я разговаривала с учительницей. Она мне все рассказала.
- Я больше так не буду… - прошептала я.
- Я знаю. А теперь давай-ка измерим температуру, и ты выпьешь чаю с малинкой.

Болела я долго. Мне все время снились сны про Деда Мороза. А потом откуда-то возникало Юркино лицо. Он что-то кричал, я с ним спорила, и просыпалась от собственного вскрика. Мама и бабушка все время были со мной, поили меня чаем и бульоном, давали лекарство. А по вечерам папа читал мне книжки, но я, не дослушав историю, проваливалась в сон. И опять мне снился Дед Мороз и Юрка…

…Я проснулась от яркого света. Солнышко заглядывало в расписанные морозом окна. Иней переливался, искрился множеством искорок. Ветки деревьев прогнулись от снега. Крыши домов нарядились в снежные шапки.
- Мама, - позвала я.
В комнату вошла бабуля.
- Ну, как ты, доченька?
- Я хорошо. – Мне действительно больше не хотелось спать. - Я выздоровела.
- До “выздоровела” еще далеко, но похоже ты пошла на поправку.
- А Новый Год? – вспомнила я.
- До Нового Года еще три дня. А в школе каникулы. Так что у тебя еще есть время окрепнуть. Только ты должна обязательно покушать. Тогда окончательно поправишься.

Я почувствовала, что жутко проголодалась.
- Только ты пока не вставай, я тебе сейчас принесу.
Суп был потрясающе вкусным, и пирожки, и чай, и коржики. Я не могла наесться, а бабуля не могла нарадоваться. Я и в хорошие времена была не ахти каким едоком, а во время болезни вообще ничего не ела.
- Одни кожа да кости, - причитала бабуля. А я, насытившись, почувствовала усталось, и меня опять начало клонить в сон.

Мне больше не снился Юрка. Зато приснился Дед Мороз. Он был большой, с белоснежной бородой, с мохнатыми бровями и очень добрый. Он был наряжен в длинную красную шубу, и красные руковицы, а в руках он держал мешок с подарками…

К Новому Году я уже ходила по дому. Но еще была слаба. А на дворе была настоящая зима. Яркая, морозная, снежная. Безумно красивая. С сугробами и голубым дымком над печными трубами. Перед нашими окнами соседские дети слепили снежную бабу. Она была смешной, с черными угольными глазами и бровями, носом-морковкой, а губы ей покрасили помадой. На голове красовалась дырявая соломенная шляпа…

Вечером мы всей семьей наряжали ёлку. У нас много ёлочных игрушек. Есть даже очень старые. С прищепками вместо веревочек.Они очень красивые. Мама говорит, что этими игрушками наряжали ёлку, когда она была такой, как я. Неужели мама была такой как я? А я тогда где была? “Тебя еще не было. Ты родилась потом. Когда я с папой познакомилась и вышла за него замуж.” - Объясняла мама. Папа приладил макушечку на елку и стал проверять гирлянду.
- Удивительно! Все лампочки горят! – радостно сообщил он.

Я помогала накрывать на стол. Вкусно пахло ёлкой, мандаринами, сладким печеньем. Чувствовала я себя прекрасно, но где-то в глубине души волновалась. А вдруг Дед Мороз не придет. Я ведь подралась с Юркой. А Дед Мороз приходит только к хорошим детям. Спросить родителей я не решалась. Ничего, осталось совсем немного. Я непременно не лягу спать и дождусь Деда Мороза, если он, конечно, придет ко мне.

За праздничным столом было много гостей. Все шутили, поднимали бокалы с похожим на лимонад пузырящимся вином. Называлось это вино очень красиво – шампанское. Разгадывали загадки, и папа, приклеив бороду из ваты и подмигнув мне, доставал из большой красной наволочки подарки для гостей. Я, конечно, понимала, что папа просто играет в Деда Мороза. А настоящий Дед Мороз придет тогда, когда все улягутся спать. По телевизору пел какой-то дяденька. Слова песни были не совсем понятными для меня:

…У леса на опушке жила зима в избушке
Она снежки солила в березовой кадушке
она сучила пряжу,
она ткала холсты,
ковала ледяные да-над-реками мосты…

За столом все гости подхватили:
«Потолок ледяной, дверь скрипучая!
За шершавой стеной тьма колючая,
Как шагнешь за порог всюду иней,
А из окон парок синий-синий».

Я представляла себе избушку на детской площадке, в которой мы летом с девочками играли «в дом», а зимой у нас там была крепость. Мы играли в снежки с мальчишками, запасаясь снежками именно в этом домике. Я тоже пела. Мне было очень весело и радостно. Только пела я неправильно – мне казалось, что из окон виден не «парок», а порог синий-синий. Я его очень даже отчетливо представляла – такой порожек, деревянный, покрашенный в синий цвет.

«…Ходила на охоту, гранила серебро,
Сажала тонкий месяц в хрустальное ведро.
Деревьям шубы шила,
Торила санный путь, а после в лес спешила,
Чтоб в избушке отдохнуть…»- продолжал дядька из телевизора.

Мне было жаль месяца, который злая старуха сажала в хрустальное ведро. Зачем она это делает, задумывалась я. А слово «торила» я вообще не поняла и пела “кроила” – потому, что бабушка совсем недавно кроила мне новогоднее платье. Это было понятно… И что такое «гранила серебро»? Наверное, дяденька ошибся – надо петь «хранила серебро» – думала я.

…Гости веселились, подпевали. А потом в экране телевизора появились кремлевские куранты. Все встали с бокалами и стали поздравлять друг друга с Новым Годом. Я изо всех сил боролась со сном. Еда в моей тарелке оставалась нетронутой. И бабуля недовольно хмурилась. Я стала клевать носом, и меня попытались увести в другую комнату спать. Я отчаянно сопротивлялась, и родители оставили меня в покое. Уснула я прямо за праздничным столом, а проснулась уже утром. До сих пор помню, как у меня в эту минуту колотилось сердце. Я вскочила с постели, коря себя, что проспала приход Деда Мороза. В гостиной под ёлкой, мерцающей в полумраке цветными искорками гирлянд, лежали два свертка. С замиранием сердца я вытащила один. На нем было написано моё имя. Я схватила подарок и помчалась в кухню вне себя от счастья. Бабуля мыла посуду, мама вытирала фужеры мягким белым полотенцем.

- Он приходил?! – то ли утвердительно, то ли вопросительно закричала я.
- Ты же видишь, что приходил, - ответила улыбаясь мама.
- Это мне?
- Ты же читать умеешь, там Дед Мороз тебе написал.

В красиво завернутом пакете были «Снегурки». Я завизжала от радости и тут же начала их примеривать.
- Только осторожно, пол порежешь! – всплеснула руками бабушка.
- Не порежу, у этих коньков на полозьях есть такие штучки. Пластмассовые. Они надеваются когда не катаешься, а когда на лед выходишь, их снимаешь… - Обьясняла я пыхтя, пытаясь зашнуровать ботинки.
- А вы его видели? – вспомнила я.
- Нет, мы уже спали, наверное, - ответила мама.
- Жалко… - пыхтела я. И вдруг я вспомнила, - а кому под елкой еще один подарок лежит?
- Не знаю. Пойдем посмотрим. – удивленно пожав плечами и откладывая полотенце, сказала мама.

Я нырнула под ёлку. Вытащила подарок, и у меня открылся рот от удивления. Я ещё раз перечитала надпись, думая, что ошиблась.
- Тут написано: «Для Юры Политая». Как это?
- Ну-ка, дай-ка я посмотрю. – Мама повертела подарок в руках. – Да, действительно. Для Юры.
- А почему он здесь? – моему удивлению не было предела.
- Наверное, Дедушка Мороз не смог попасть к Юре и оставил подарок у нас под ёлкой. Ну, чтобы мы передали, наверное. – Предположила мама.
- Но ведь он плохой. Он драчун… - я прикусила язык и посмотрела на маму. «Я ведь тоже драчунья. Я сама дралась с Юркой.» Словно прочитав мои мысли, мама прижала меня к себе:
- Но он обещал больше не драться. Мне учительница ваша звонила. Сказала, что Юра исправил все свои двойки. И даже выучил стишок к утреннику.
- А как же мы ему подарок отдадим?
- Мы можем к нему сходить домой. Отнести, – предложила мама. А пока сними коньки, в доме на коньках не катаются. Затем умываться и завтракать. А потом пойдем к Юре.

Я тащила Юркин подарок, держась за мамину руку. От морозного воздуха, такого вкусного, свежего, зимнего, слегка кружилась голова. Мы шли по заснеженной улице, похожей на сказку. Я вспомнила вчерашнюю песню.
- Мам, а почему старуха сажала тонкий месяц в хрустальное ведро?
- Что? – удивилась мама.
- Ну, вчера, то есть ночью, дяденька в телевизоре пел – «Ходила на охоту, хранила серебро, сажала тонкий месяц в хрустальное ведро.» – напела я.
- Действительно, интересно, - сказала мама. – Это песня про зиму. Наверное под хрустальным ведром подразумевается… - она задумалась. – Может быть облако? Или даже всё небо? А ты молодец. Внимательная. Я никогда не задумывалась. – Мама с удивлением посмотрела на меня.
- Ну, да, там про избушку на детской площадке пелось, только она стояла «у леса на опушке»…
- Здесь кажется. - Мама сверилась с адресом. - Да, точно здесь. Ну давай, постучи в дверь.

Я вытащила руку из варежки, которая сразу повисла на резинке. Чтоб не потерялась. Дверь открыл какой-то дед.
- Здравствуйте. С Новым Годом вас. А Юра дома? – спросила мама.
- Да, где ж ему еще быть. Проходите. – ответил дед. У него были высокие валенки, без галош, а на плечах и груди крест-накрест был повязан серый пуховый женский платок.

По узенькой тропинке, расчищенной от снега, мы прошли к крыльцу дома. Дед открыл дверь и позвал:
- Юрка, к тебе гости.

Юрка выскочил из какой-то темной комнаты. Взъерошенный, заспанный и безумно удивился, увидев нас с мамой.
- Ты? Чё пришла?
- Мы тебе принесли подарок. От Деда Мороза. – сказала я тихо.
- Подарок? Мне? От Деда Мо… - Юрка запнулся на полуслове и оглянулся на деда.
- Он к нам ночью приходил, наверное, к вам попасть не смог – вот смотри, написано: Юре Политаю.

Юрка нерешительно взял сверток в руки. Губы его шевелились. Он читал свое имя на открытке, прикрепленной к подарку.
- Врешь ты все… - начал было он, но опять осёкся.
- А ты разверни и посмотри, что там – предложила мама.

Дрожащими руками Юрка стал развязывать тесемки. Они не поддавались. Мама помогла, и обертка скользнула на пол. В подарке была коробка на которой был нарисован планер.
- Планерная модель! – выдохнул Юрка. – Это мне? – все еще не веря, спросил он.
- Тебе, тебе. – Ответили мы с мамой почти хором.

Юрка открыл коробку. В ней лежали разные тоненькие дощечки, крылья из плотной пергаментной бумаги, маленькие колесики и даже красный пропеллер.
- Там, наверное, есть инструкция. Разберешься? – спросила мама.
- Разберусь, - шмыгнув носом, ответил Юрка.

Сейчас он был совсем не страшным, гроза первоклашек Юрка Политай. Вздернутый курносый нос, обсыпанный веснушками. Рыжеватый чубчик надо лбом. Мальчишка, как мальчишка, подумала я. Только руки в цыпках. Наверное, варежки потерял…

Пока мы с Юркой разбирались с планером, мама с дедом пили чай в маленькой кухоньке. Говорили они тихо, но до меня время от времени доходили слова деда. Я услыхала, что Юркин отец «пропал» еще до юркиного рождения.
– И как сгинул – сообщил дед. А мама его, дочка моя, Танька, беспутная, завербовалась куда-то на север, и ни слуху ни духу от ней… - продолжал он. - Иногда перевод пришлет рублей двадцать. Да моя пензия. – Он так и говорил. «Пензия»… - Вот так мы с Юркой и живем… Спасибо вам - помолчав, сказал дед…

Планер мы собрать не успели. Но мама пообещала отпустить меня к Юрке в другой день.
- Ты к нам, Юра, приходи. Просто так поиграть, а наш папа сможет тебе помочь с планером, - сказала мама, помогая мне застегнуть шубку.
- Приду, - пообещал Юрка.
- Не забудь, завтра утренник. Ты придешь? – прощаясь, спросила я.
- Угу, - ответил Юрка, посмотрев на деда.
- Придет, придет. – Подтвердил тот.

Что было на утреннике, я помню уже смутно. Но после этого Нового Года мы подружились с Юркой. Мы вместе возвращались из школы домой. Бабуля кормила нас, а потом мы вместе делали уроки.

С ёлки сняли игрушки и гирлянды и папа, ворча, долго пылесосил ковер в гостиной. Мне было немного жаль ёлочку, но я была уверена, что она возвратится в лес, чтобы в следующем году снова вернуться к нам домой к Новому Году.

(с) Стелла Иванова

ПОСЛЕДНИЙ РОМАНТИК

За три часа неподвижного сидения на скамейке, у меня затекли руки и ноги. И почему я не догадался подложить под себя мягкую подушечку?
Чуть шевельнешься и тут же дедушкин крик, сквозь закрытую дверь дачного домика:
- Нэ рухайся! Сядь, як сыдив!

А самое пикантное, то, что одет я был при этом в бабушкину юбку и кофту. На голове бабушкина панама, в руках резная палка и большой букет цветов…
И весь этот балаган организовал мой дедушка Вася – абсолютный технарь и прагматик, лишенный всяческой романтики и ненужных глупостей.
Только став взрослым, я понял, каким романтичным был мой дед.
До него мне так же далеко, как граблям до органа Берлинского собора.
Вообще он был довольно странным человеком – имел два высших образования (математик и авиастроитель) жил в разных городах, заведовал кафедрой в универе, но при этом до самой смерти, ни разу (!) не бывал за пределами Украины. Даже моря не видел…
Телевизор почти не смотрел, возился с клубникой на даче, а на сон грядущий, как беллетристику, читал толстенные книги по алгебре, слушая при этом старые пластинки Марио Ланца и Карузо на 78-й скорости…

Больше всего на свете, дедушка любил бабушку Шуру и без всякого повода, делал ей милые сюрпризы.
Вот палочку дубовую вырезал с узорами и надписью «Шура», подставку для чтения книг смастерил, стихи писал на самодельных открытках (правда без претензии на рифму, зато регулярно). Да мало ли…

Когда бабушка шла на дачу, ее можно было видеть издалека, пока она минут сорок медленно спускалась с горы.
Дед на крыльце подвесил большую бронзовую ступку и бил в нее, чтобы бабушка, там, на горе знала, что Вася, ее уже увидел и ждет.
А на пути следования, дед на столбах и заборах приделал откидные сидения, чтобы бабушка могла отдохнуть по дороге.

Иногда он слишком увлекался и как Робинзон Крузо строил такие необъятные «лодки», которые невозможно дотащить из глубины острова к океану…
Как-то бабушка помечтала о том, что хорошо бы на огромном тазу для варки варенья, иметь такую же огромную крышку.
И дед тут же взялся за дело.
На свалке нашел стальной лист и каждый день ходил к нему с хиленькой ножовкой, но недели за две, все же выпилил круг нужного диаметра. Отполировал до зеркального блеска, просверлил дырки, намертво приклепал дверную деревянную ручку и торжественно презентовал бабушке Шуре. Бабушка была очень рада, но не смогла принять такого дорогого подарка. Не из кокетства, а просто не смогла оторвать крышку от пола. Этот спартанский щит весил чуть меньше канализационного люка.
Грустный Дедушка предложил смастерить на потолке нехитрую систему блоков для подъема крышки с пола на таз с вареньем, но бабушка почему-то мягко отклонила эту идею…
Но вот приближался ее день рождения и дед как всегда, решил прыгнуть выше головы, создав что-нибудь эдакое.
Запала ему в голову идея – красками написать большую картину метр на полтора и это при том, что художник из него такой же, как из Кисы Воробьянинова.

Дедушка умел рисовать только графики функций, а я только индейцев стреляющих из пулемета…
Но не будем забывать, что у деда два высших и его никогда не пугали сложные пути к поставленным целям.

Напряженная работа над картиной продолжалась целую неделю, по три часа в день, дольше было нельзя, ведь мы зависели от правильного освещения еще больше, чем все великие художники возрождения вместе взятые…
В последний день, перед домом установили четыре табурета, а на них взгромоздили садовую скамейку на которой я и сидел в бабушкиной одежде, свесив ножки.
Сейчас бы соседи вызвали милицию и обвинили моего деда в педофилии, Еще бы – сам закрылся в домике, переодел десятилетнего внука в женскую одежду, усадил на высоченную скамейку и покрикивает на него из-за двери…
Ну точно – извращенец.
Каждый день после изнурительного писания картины, дедушка выходил весь потный, но счастливый. Как вампир щурился на солнечный свет и говорил:
- А ну ходы подывыся. Ну шо, гарно выходыть?
Я с нетерпением врывался в домик где на стене вверх ногами висело огромное полотно и старался сделать стойку на голове, чтобы оценить - что же прибавилось за сегодняшний день.

Картина у нас получилась настолько шикарная, что даже Репин, наверняка замедлил бы шаг проходя мимо нее. Ну хоть чуть-чуть…
А уж бабушка была просто счастлива.
Жаль, что этой картины давно нет, но за многие годы я запомнил ее до последней травинки. Композиция, правда, никакая: забор, кусок огорода и пара сараев торчащих из зелени, а на переднем плане уставшая «бабушка» с палочкой и цветами закрывающими лицо…
Зато как прописан каждый листочек, каждый пиксель. И неудивительно, ведь это была все же скорее не картина, а фотография сделанная при помощи нашего дачного домика, на неделю превращенного в идеально затемненную камеру обскура.
Завешивались окна, законопачивались все щели и сквозь проделанную в двери дырочку, свет уже готовой перевернутой картиной, ложился на холст. Оставалось только обрисовать и раскрасить…

...В 86-м неожиданно умерла бабушка Шура и дедушке Васе, больше некому стало бить в самодельный колокол.
Через месяц он тихо отправился за ней…

ПРОЙДИТЕ В КАССУ

В первый день старичок читал книгу стоя у маленького окошка, там светлее.
Положил ее на подоконник, оперся локтем на свою палочку и аккуратно перелистывал глянцевые страницы, то и дело воровато озираясь.
Все-таки, не библиотека, а книжный магазин.
Молоденькая продавщица, так и не дождавшись, что старик начитается и уйдет, сжалилась и принесла ему деревянный приступочек.
Вначале дед отчаянно протестовал и отказывался, но потом все же уселся и горячо поблагодарил, ведь стоять в его возрасте, да еще и несколько часов подряд…
Продавщица попросила: - «Только постарайтесь не попадаться на глаза нашей заведующей, она не приветствует избу-читальню»
Дедушка, хоть и пообещал, но все-таки нарвался.
Мимо проходила платиновая блондинка, лет сорока пяти, она остановилась, с укоризной посмотрела на читателя, недовольно помотала головой и ушла, нервно цокая шпильками.
Пару раз мимо проходил гордый охранник магазина, он пытался заинтересоваться непрошеным читателем, но гордость ему не позволила и охранник ушел.

Во второй день, дедушка опять пришел к «своей» толстенной книге, только приступочка рядом не оказалось, пришлось читать стоя. В этот день он даже что-то переписывал из книги в свой маленький блокнотик.
Продавщица поздоровалась и попросила читать аккуратно, чтобы не испортить товарного вида, книга-то недешевая, а еще, хоть немного отойти за стеллаж, чтобы не мелькать на караванных путях заведующей.
Но, рано или поздно, застучали неотвратимые стальные шпильки - на горизонте опять появилась платиновая блондинка, и по официальному тембру ее голоса, сразу стало понятно, что она и есть заведующая:
- Уважаемый, у нас тут не изба-читальня, если вы выбрали книгу, то пожалуйста пройдите в кассу.
Дед растерялся, как школьник, которого поймали с сигаретой, и виновато улыбаясь, робко возразил:
- Да, я бы с удовольствием ее купил, но очень уж дорогое издание - 1740 рублей. Пожалуйста, не гоните меня, я очень, очень аккуратно.
- Я, конечно, все понимаю, но это тоже не дело…
Платиновая блондинка повернулась и ушла со строгими губками.

На третий день деревянный приступочек был на месте, старик без приглашения уселся и как всегда погрузился в чтение «своей» книги, но тут подошла молоденькая продавщица, поздоровалась и как бы оправдываясь заговорила:
- К сожалению, нельзя вам больше тут читать, мне и так из-за вас влетело…
В этот момент, легка на помине, из-за стеллажа вынырнула платиновая блондинка и строго сказала:
- Галя, вы опять мне тут избу-читальню устроили?
- Все, все, Тамара Пална, он уже уходит.

Заведующая взяла из рук старика трехкилограммовую книгу и бесстрастно-энергично ее пролистала, устроив некоторый ветер. Это был какой-то тысячестраничный исторический фолиант о династии Романовых.
Заведующая глянула на продавщицу и сказала:
- Идите, Галя, работайте, я сама тут разберусь.

Галя ушла, а платиновая блондинка взяла книгу одной рукой за угол, и… неожиданно разжала пальцы. Книга сорвалась в пропасть и очень больно ударилась об пол.
Дед ойкнул, он даже дернулся, чтобы попытаться поймать ее налету, да куда там, только свою палку свалил и самодельный очечник выронил.
Заведующая подняла книгу с пола и громко позвала:
- Галя! Галя! Подойдите пожалуйста.

Вернулась Галя, заведующая указала ей на погнутый угол книги и сказала:
- Смотрите что у нас тут: углы замяты и суперобложка надорвана. Это последний экземпляр?
- Да, Тамара Пална, последний.
- Тогда забирайте ее и оформите «некондицию», поставьте 120 рублей.

Тамара Пална повернулась к старику и спросила:
- 120, вам будет нормально? Да? Ну, вот и хорошо, на здоровье.
Пройдите в кассу…

Легенды авиационного училища.

Легенда о деревянной ложке.
Для того, чтобы было куда пойти в увольнение, курсанты снимают частные
хаты - одну на 5-6 человек и тусуются там по 10-12.
Все началось на курсантский Новый год. Курсантский Новый год - это водки
много не бывает. Но иногда хочется и девушку. После непродолжительной
двухчасовой пьянки наступил момент поиска девушки, которую шестеро
курсантов пошли искать на центральную площадь города к новогодней елке.
Девушка там была, она еще осмысленно стояла посреди лужи (зимы у нас
теплые). Но с курсантами она не пошла. Тогда курсанты разделились во
мнениях - одни пошли в общежитие химтехникума, а другие - в общежитие
пединститута.
Когда те, что пошли в пединститут, огорченные, что и там их постигла
неудача, вернулись на хату, оказалось, что пошедшие в химтехникум
вернулись на площадь и забрали с собой девушку из лужи. Причем эти два
орла уже проверили с ней кровати на прочность. Вновь прибывшие тоже не
остались без дела. Но ключевая фигура еще была на подходе.
В новогоднюю ночь он стоял в наряде, и это ему надоело. Бутылка водки
настроение не улучшила, поэтому он тоже пошел на хату. На хате было
темно (веерное отключение на праздник) и раздавался храп. Одна голова
приподнялась и сказала:
- Иди, там, на кровати… Только в рот не целуй уже… - и снова уснула.
На СВОЕЙ кровати он обнаружил жопу - непонятно, чью. Пересчитав
присутствовавших, и не заметив одного тела, лежащего под шинелями, он
поинтересовался, никого ли не опустили. Ему присветили зажигалкой, и он
наконец увидел, что жопа принадлежит девушке. Но это было уже мясо, не
реагировавшее ни на что. Вдобавок в какой-то момент перед этим курсантам
пришла в голову идея постричь и побрить девушку - и только отключение
света спасло ее от смерти от потери крови. Наш герой пошел на кухню. Ему
пришла в голову мысль возбудить тело деревянной ложкой.
Когда он тщательно прицелился, он вдруг обнаружил, что все курсанты
проснулись и с интересом наблюдают. И ЕМУ СТАЛО СТЫДНО, ОН ЗАСМУЩАЛСЯ…
Деревянная ложка так и не была использована, но потом ее предлагали для
еды всем гостям. На утро они наконец решили поинтересоваться насчет
триппера, сифилиса и т. д. Самому доверчивому из курсантов объяснили,
что это он привел девушку и, значит, спрашивать будет тоже он. Он и
спросил:
- У тебя ничего не болит?
- Нет, - промычало тело девушки.
- ОНА ЗДОРОВАЯ! - радостно заорал курсант.
Через некоторое время обнаружилось, что девушка ничего не пьет. То есть
водку она вообще никогда не пила. По крайней мере, не помнила. Но ее
уговорили и с одного стакана она упала под стол. Когда ее извлекли
из-под стола, она захотела в туалет, который был во дворе. Где-то час ее
пытались туда довести, но все время промахивались. При этом девушка была
в шлепанцах-вьетнамках и шубе на голое тело. Соседский дедушка был в
шоке и долго потом прятался от курсантов - на всякий случай. В
конце концов девушку отправили домой, примерно указав направление на
центр города. Так как курсантам снимать женскую одежду легче, чем
одевать, то лифчик, трусики и прочие мелочи засунули ей в карманы шубы
(но не до конца)…
Но история с деревянной ложкой имела свое продолжение.
Главный персонаж нашей истории, любитель-экспериментатор, поступил в
институт и познакомился с девушкой, которая, кстати, была замужем.
Как-то между первой и второй ей была рассказана эта веселая легенда.
Все посмеялись и забыли. Вдруг, на следующий день раздался зловещий стук
в дверь нашей комнаты в общежитии. Вошел мрачный тип. Одну руку он
держал за пазухой.
- Андрей здесь живет? - мрачно сказал мрачный тип.
«Муж…» - подумали мы и спросили:
- А шо?
Мрачный тип стал еще мрачнее и вытянул из-под куртки ДЕРЕВЯННУЮ
ЛОЖКУ!!! Большую. Декоративную.
Сказать, что мы громко смеялись - это ничего не сказать. Мрачный тип
испугался и ушел. Он был соседом подруги Андрея, его звали Тузик и
подруга попросила его отнести нам подарок. Тузик после этого визита
очень на нее обиделся и неделю не разговаривал - так на него
подействовал вид двух катающихся по полу от смеха придурков - как он сам
с ужасом вспоминал…
…А подарочную деревянную ложку Андрей и его подруга сломали во время
какой-то ссоры.

Panzer

Учась в своем распрекрасном институте вот уже два года, я не раз слышал
всякие страшные истории об общежитии. Мол, вчера там карантин ввели, а
позавчера мы там с неграми водку пили, а еще там шесть кЕтайцев живут в
одной комнате и селедку жарят....
Я вот за два года не был в общежитии ни разу! И меня это сильно
огорчало. Мне хотелось хоть бы одним глазком взглянуть как там живут
братья из периферии и всяких дружественных Нигерий Китаев и прочих стран
бывшего соцлагеря. Судя по рассказам, жилось им там как у Христа за
пазухой! Я решил проверить. И как оказалось, меня опять ждали новые
впечатления.
Это был морозный зимний вечер, не помню уже какого числа. Отсидев
положенные три пары, я думал, где бы скоротать время до защиты
сопромата, и тут одногрупник предложил пойти в общежитие! Мол, чайку
дернем у Кариныча. Кариныч это милая девушка из Галицино с огромными как
озера Забайкалья глазами. Напросившись к ней на чай мы, счастливые и
довольные пошлепали по снежно-солевому дерьмищу улиц.
И вот уже сквозь тернии каменных джунглей я увидел относительно новое
здание, красивое такое, с кондиционерами.
- ебать-колотить! это общага что ль?
- ага щаз! Наивный...вот оно!
Моему взору предстало здание белого цвета, точнее, оно, когда-то было
белым, с облупившейся штукатуркой, ржавыми подтеками и наглухо
запаянными окнами. И это только впечатления издалека.... Дальше больше!
Мы подошли к шлагбауму (зачем он там?!), он нехотя открылся и так же
нехотя закрылся, отрезая нам обратную дорогу.
По-моему телу забегали мурашки. Мне стало не по себе. Здание оказалась
бело-говеного цвета, как будто его сначала покрасили, а потом сбросили
на него дерьмобомбу. Из здания торчали обломки арматуры и каких-то
блоков, труб и прочего строительного мусора, В эпицентре взрыва
дерьмобомбы обнаружилось не только здание, но и какие то хитрые и
непонятные коммуникации, состоящие из труб разного диаметра и ширины,
так же там были какие то ангары, железная дорога (!) и кран. Кругом все
было перерыто, ямы овраги, торчащие из земли балки. Создавалось
впечатление, что попал на Марс. Причем сначала колонизированный, а потом
разрушенный к чертовой матери каким нибудь Апокалипсисом или страшным
судом. В голове вертелись ассоциации с нетленным Безумным Максом. Везде
лазили гасторбайтеры в каких то странных одеждах. Кругом горели урны,
горели помойки, горели просто кучи мусора... пахло серой. Лес деревьев
мутантов на заднем плане как бы дорисовывал картину, одновременно
намекая, что ловить здесь не хера, но раз уж вы приперлись, то запомните
этот день на всю оставшуюся (она будет недолгой) жизнь
Солнце, совершив свой дневной обход, село как ему и полагается за
горизонт, и город- герой погрузился в сумерки. От этого территория
общежития приобрела некий зловещий шарм брошенных фабрик по производству
мутантов или киборгов из постапокалиптических фильмов ужасов. Мне почему
казалось, что вот-вот у какого-нибудь гастрика хищно зажгутся глаза и он
кинет нас в адское пламя урны с мусором.
Мелкими перебежками мы с одногрупником добрались до дверей общежития.
Войдя в здание нас, тут же поприветствовала недовольная рожа вахтерши с
намеком на то, что нам тут совсем не рады. Мы с наглыми лицами сказали,
что идем в гости и вообще мы даже учимся в институте, которому все это
принадлежит. В ответ нам прозвучало быстрое, как удар самурая,
аменянеибет. Отдав на свой страх и риск, студенческие билеты мы
продолжили наш нелегкий и опасный путь. Как только мы подошли к лифту,
добрые люди нам объяснили, что на лифте ездить никуда не надо, потому
что он не работает, а если и заработает, то мы в нем непременно
застрянем и бесследно исчезнем, или того хуже над нами зверски
надругаются коренные зимбабавцы. Поэтому мы решили, что лучше уж как
нибудь пешком. Лестничная клетка слабо освещалась лампочкой, которая,
судя по всему была моей ровесницей. Давно не крашенные стены, заляпанные
дерьмом и прочими продуктами жизнедеятельности жильцов,
высокохудожественные надписи и лиричные тексты, повествующие о том, в
каком из номеров можно получить интим услуги, за какую плату и в каких
позах, окончательно укоренили во мне чувство тревоги о своем психическом
здоровье. Лестница, как я уже сказал, не освещалась. Пролеты напоминали
что то очень знакомое и родное.... сделав первый шаг, меня, вдруг охватило
резкое как понос чувство дежавю. Сделав второй шаг, в правом нижнем углу
моего зрения мелькнула надпись HEALTH. Напряжение росло. Со вторым шагом
появилась надпись AMMUNITION. После третьего шага появилось перекрестие
в центре так сказать экрана. Стало страшно. Из дверного проема должен
был появиться монстр. Посмотрев на боевого товарища, я заметил, что он
тоже стоит и ждет монстра. Вместо монстра вышел какой то дядька с
пропитой рожей и продефилировал вниз, оставляя за собой букет из паленой
водки и пива Балтики номер 9 (мой личный выбор с утра! Рекомендую!).
После долгих мучений мы добрались до указанного этажа. Кстати стоит
заметить, что двери на всех этажах разные - на одном деревянная без
стекла, на другом - обоссаная пластиковая, на третьем - деревянная со
вставками из разбитого стекла и так далее...
Искомую дверь мы нашли по маленькой наклейке DIROL. С КСИЛИТОМ И
КАРБАМИДОМ. Постучавшись для приличия, мы вошли. На встречу вышла
королева Голиницо со своей подругой и сразу же предложила чаю. Как
человек интеллигентный, перед приемом вовнутрь я мою руки, хотя если
честно при данных обстоятельствах это казалась лишним. На вопрос где
ванна мне ответила рядом с входом. Дернув на себя дверь, я обнаружил
помещение, по размерам и внешнему виду напоминавшее карцер для особо
опасных маньяков. В глаза сразу же бросилась ванна, точнее не ванна, а
нечто похожее на кусок пола, обложенного бордюрным камнем, с дырой в
полу. Хозяйка сказала “А это наш душ! ” и мило улыбнулась. Мне
представился на ее месте эсэовец, проводящий экскурсию по Бухенвальду,
он открывает дверь, показывает на “душ” и с серьезным лицом говорит: “а
это наша самая лучшая пыточная камера, разработанная нашими учеными. В
ней мы пытаем особо стойких красногвардейцев, после нее еще никто не
выживал”,- гордо рапортует эсэсовец. И тут же исчезает, потому что я
начинаю подозревать, что никакая это не пыточная. Здесь фашисты выводят
монстров мутантов! А зачем тогда еще нужно 14 зубных щеток на 2 комнаты,
в которой живут по 2 человека?!! Зачем столько зубных щеток? Куча
моюще-чистящих средств, бутылки с туалетным утенком и досей (они, что их
пьют что ли?), а так же горы порошка пемолюкс. Богатое воображение
рисовало картины ночных оргий. Студенты нажираются до белой горячки
туалетным утенком, а потом делают себе дороги из пемолюкса и нового мифа
с морозной, бля, свежестью.
Но меня добило не это, и даже не стога волос в раковине, ведь судя по их
длине можно было, успокоится, они хотя бы не лобковые! Меня добил мох!
Реальный, зелено-изумрудного цвета мох. Мох рос в углу все той же
душевой. С хирургической точностью и минимумом движения я вымыл руки и
твердо решил, попив чаю, бежать учиться дальше. Чай оказался чаем. Это
не могло не радовать. Так же не могли не радовать плакаты в качестве
обоев. На плакатах были изображены ударники разных фабрик звезд и прочее
сомнительные личности из программ в стиле “крутятся жопы”. После чая мне
захотелось испражниться, и я спросил о местонахождении туалета.
- туалета?!!!!! Ответили мне с таким удивлением, что мне пришла в голову
мысль, что после всего увиденного туалет можно было сделать в любом
свободном углу.
- Ну да туалет...сказал я как-то неуверенно.
- туалет параллельно ванной.
Уже страшно
Что обычно люди вешают на дверь туалета? Голых бабищ, писающих
мальчиков, портреты великих мыслителей или географические карты
советского союза. Но уж явно не то, что я ожидал увидеть! Входную дверь
в клозет украшали картины различных яств, колбас, шашлыков, рыбы, мяса,
фруктов и прочего...к чему это интересно? Наверно что бы аппетитно гадить
или гадить с аппетитом.
После посещения комнаты раздумий я решил что неплохо бы покурить.
- а где тут можно покурить?
- ну, явно не здесь!
Ах, вот даже как! Типо у нас тут стерильно все, а ты тут быдло, курить
собрался. Я и пошел в коридор в компании с подругой хозяйки последнего
пристанища перед отправлением в ад. В процессе курения мне довелось
увидеть еще одну забавную сцену. Юноша, выходя из своего номера, с
огромным смаком втянул в себя все, что было в нос, потом все это чуть
сглотнул и тут же с характерным звуком выплюнул на пол коридора. Ну и
правильно! А чего тут такого?! Где жрем там и срем!
После этого я понял, что надо отсюда сваливать.
Я докурил. Поблагодарил за гостеприимство, попрощался, и мы с
одногрупником поспешили покинуть это место.
Небесное светило окончательно скрыло свой лик и теперь направлялось
светить другому полушарию... день подошел к концу. Общежитие готовилось
к ночи, но уже к счастью без нас.

СВАДЬБА - 85

…В городке нашем жизнь всегда шла не шатко - не валко. Законодательно -
инициативный дристос правительства затрагивал нашу жизнь лишь в малой
степени. Но в далеком уже 85-ом случилось страшное: приняли
антиалкогольный указ. Привычное к правительственной дури, население в
городе сначала не придало должного значения этому событию, но потом
произошла трагедия. Исчезла Водка. То есть, конечно, нет - совсем
исчезнуть - это никакой фантазии не хватит, но в свободной продаже ее не
стало. Выстроились длиннющие очереди, в домоуправлениях выдавались
талоны (по две бутылки водки в месяц определило правительство на
взрослого члена семьи - интересно, как рассчитывалось количество это?),
расцвели самогонщики и перекупщики, по городу ночью разъезжали ушлые
«таксисты», частники, как их называли, доверху заполненные бутлеггерским
леваком по 15-ти рублей за бутылек. Вчерашние интеллигенты, в день
выпивающие граммов 50, не более, обменивались адресами явочных квартир -
«шланбоев»: «Общагу на Крупской знаете? Заходите, вахтеру говорите, что
к Машке из седьмой… К ней и ночью пустят. Поднимаетесь на второй этаж,
налево по коридору, там - закуток, в него, и - сразу направо! Седьмая
дверь. Стучитесь, говорите… Она по двенадцать рублей отпускает… Очень
хорошая… Водка…». Даже пароли были…

Город украсился омерзительными плакатами, почему-то очень низкого
типографского качества, пропагандирующими трезвый образ жизни - лично
меня, тогда - 12-ти летнего, больше всего «добивал» один: Черным
силуэтом нарисована беременная баба, с непропорционально большим (даже
для беременной) животом. На желтом фоне. Баба «опускает» в себя рюмку
водяры. Капли по пищеводу идут вниз, трансформируясь из капель в пули, а
из пуль - в эдакие авиабомбы. Авиабомбы имеют цель - в животе, как на
рентгене, нарисован вполне созревший эмбрион человека (у художника,
видно, не хватало места детализировать его - отсюда чудовищные размеры
живота!), взятый в… прицел. Типа, как в «оптике». Внизу -
душещипательная подпись - «Опомнись! Ты убиваешь не только свою жизнь!».
Не знаю, может он и имел мощное пропагандистское воздействие, но мне,
в силу юного возраста тогда вообще не знавшего, что такое - спиртное,
хотелось блевать при виде данного плакатика! Что же испытывали мужики с
бодуна…

Тогда же, в рамках указанной пропаганды, «вошли в моду» безалкогольные
свадьбы и поминки. О поминках - как-нибудь в другой раз, свидетелем
подобного извращения тоже пришлось быть, а вот о свадьбе - особо…

Моя юная соседка снизу, будучи старше меня лет на семь, решила, что
пора! И жених есть, и все остальное, вроде… Поскольку невеста, о ту
пору, была маленько на сносях, а родители и той, и другой стороны
принадлежали к одному социальному классу, и жених был не против -
договорились быстро. И по деньгам (расходы на свадьбу и приданное), и
кто где жить будет - тоже вроде разошлись легко. Короче, молодые подали
заявление, и стали ждать, когда придет час их легитимного совокупления
на супружеском ложе, пусть даже под сопение престарелой бабушки невесты,
так как жить предполагалось у нее (невесты). Вот тут-то и появился Змей
- искуситель в обличье комсомольского массовика- затейника, только без
баяна.

Суть его предложения была проста, как бейсбольная бита: напомнив сначала
молодым о том, что оба они (обе, обои?) - комсомольцы, предложил,
гаденыш, в ознаменование трех месяцев со дня принятия Указа, устроить
безалкогольную свадьбу. Ну, а поскольку такая жертва не может остаться
незамеченной и не вознагражденной, пообещал молодым взамен - квартиру -
«двушку» в новом строящемся доме - через год. «Честное комсомольское! »
- даже место будущего дома показал.
Здесь надо сделать оговорку для совсем молодого поколения. Нет, что
такое - купить квартиру - это вы хорошо знаете, это - Событие до сих
пор. Не менее важное, чем тогда - получить. Но тогда население, в
большинстве своем, по определенным причинам, очень верило властям.
Очень. Несмотря ни на что. Если сказали, что дадут, значит - дадут. Это
- трудно объяснить сейчас…(((

…Родственники, как настоящие, так и - будущие, собрались на семейный
совет - репу чесать.

…Слово имел будущий тесть, отец невесты, соответственно. Он был
лаконичен, и излагал мысли, как Заратустра:

- Бабка долго не проживет. Дед уже окочурился. Но мы с матерью
(исполненный ненависти взгляд на располневшую «будущую тещу») будем
мешать молодым…

Далее слово взял отец жениха, свекр. Он был прагматичен и краток:

- А не наебет?! - все задумались.

«Тесть» открыл бутылку и налил мужчинам: - Не должен. Я его, сученка
такого, с малолетства знаю… (это - про массовика). И сразу выпил,
многозначительно помолчав.

- Квартира нужна, слов нет - у нас на заводе щас лет двадцать ждать
будут…. - продолжил свекр.

Тут надо как раз вернуться к описанию социального класса, к которому
принадлежали все присутствующие. Дело в том, что все они были недавними
выходцами из деревни. Да-да! Натурально, из деревни! Поэтому:

а) Активно поддерживали традиции самогоноварения (даже в другие,
совершенно благополучные годы);
б) Совершенно не понимали, что за свадьба - без «сивухи»?

И именно эта туга - тревога теснила души как мужчин, так и женщин:
родственникам-то всем - не объяснишь! Почему это вдруг они должны
«Дюшес» хлестать?! А и объяснишь - все в совладельцы запишутся, и при
случае - напомнят!

Решили. И к нам, как к соседям сверху, на следующий день пришли послы.
Так мол, и так, салфет вашей милости, просим по-соседски помочь: Мы у
вас размещаем бутылочку самогона, а может - две, если успеем (литров по
30 каждая, кстати!). А вы - впускаете наших гостей, конспиративно
поднимающихся к вам, и - угощаете их! Денежные посулы тогда были не
развиты, и все строилось просто на добрых взаимоотношениях.

Согласились…

Наступил день свадьбы. Ровно в пять утра в дверь позвонили. Это был отец
невесты. Тщательно конспирируясь даже от соседей (воспитанное в жестких
условиях соглядатайства поколение!), он приволок бутыль, и два чайника.
В третий, наш, предполагалось налить чай, для обмана проверяющих, коли
такие будут. После того, как бутыль была достаточно законспирирована,
согласно его эстетическим требованиям, он отбыл, и наступило затишье,
где-то до часа дня.

…Кавалькада, после обычных свадебных «закидонов», отбыла в ЗАГС
(невесту-то из нашего подъезда забирали).

А вот при возвращении едва не произошел казус, который мог стоить
провала всей операции:

…В нашем доме проживал тогда некий ханурик - дядя Миша-артиллерист.
За 15 лет своей жизни там я его ни разу трезвым не видел, царство ему
небесное! Увидев подъезжающий эскорт, дядя Миша сообразил веревочку
перед подъездом, другой конец которой разделил с глухонемым дедом
Серегой.

Свадьба подъехала. Шутки - прибаутки, частушки и предложение выпить
дюшес оставили дядю Мишу равнодушным. Он требовал за свою «цитадель»
водки. И ничего, кроме водки. Как на беду, подвалили комсомольцы, в
количестве трех человек, включая массовика, на сей раз - с баяном.
Четвертым был оператор с профессиональной камерой, «Телевизионщик», как
его окрестили…

Теща, понимая, что в такой ситуации водку предлагать нельзя, и уже
выпившая сама где-то отнюдь не Дюшеса, шлепала губами в ухо дяди Миши:

- Миш! Ну ты зайди попозже! Я тебя отблагодарю! Я всех отблагодарю! А
для тебя у меня специально припасено… - и т.д. Объяснить всю подоплеку
событий не было у нее не сил, ни времени - комсомолец дозором стоял
сзади… Дядя Миша же, подозревая нехорошее, отпускать веревочку ни в
какую не хотел. Процесс застопорился. Кое-кто из деревенских
родственников уже засучивал рукава, со словами: «Да я этого ханыгу щас
соплей перешибу! ». Вообщем, назревал совершенно безалкогольный скандал.

Положение спас младший брат невесты - года на два меня постарше - он
взял бутылку Дюшеса, демонстративно продефилировал перед камерой, и,
держа ее, едва ни лентой перевязанную, вручил дяде Мише, со словами:

- Дядя Миш! У нас - безалкогольная свадьба. Мы хотим, чтоб и ты больше
не пил. Не надо тебе этого, дядь Миш! Вот, возьми, пожалуйста! Это тебе
- от нас. Пей лучше это… - и так далее. Оператор аж зашелся от восторга,
камера крупным планом кажет дядю Мишу, и вручающего ему бутылку Дюшеса
румяного мАлого, оператор для памяти наговаривает в микрофон какой-то
текст - дескать, вот, граждане, видите, какая высокая сознательность, и
т.д., и т.п.….

А дядя Миша перед камерой - сробел. Взял бутылку дюшеса, и - веревочку
выпустил. Теперь представьте: дядя Миша, крупным планом, обводит
взглядом свадьбу - понимает, что наебали, но понимает, что и сделать
ничего не может, при этом в камеру лыбится щербатым ртом; дед Серега,
глухонемой, который сразу просек кидок, хотя в обычной жизни ему не
удавалось объяснить, с какого конца сигарету прикуривать надо - гукает,
мекает, и рукой неприличные жесты показывает… Вообщем, веселуха!

…Свадьба вползла в подъезд.

Видимо, дяде Мише кто-то все-таки всунул денежку - потому как дядя Миша
исчез на час, а через час вернулся в обнимку с дедом Серегой, который
все так же гукал и мекал, и показывал непристойные жесты, но уже без
видимых причин, и - пьяный. В руках у дяди Миши была початая пол-литра,
прихлебывая из которой, он встал посередь двора, и всему дому сообщил,
что он вступал в половые сношения с матерью невесты, с ее папой, и ей
самой. Также поведал радостным согражданам дядя Миша, что с бабушкой
ихней он имел анальный секс, а всю свадьбу в совокупности видел на своем
половом органе, да еще и вертел непотребно, поскольку эти жмоты и
скупердяи даже самогона, который сами гонят каждый день, на опохмелку,
суки, не нальют! А виноват во всех бедах, неожиданно завершил
разоблачение дядя Миша, некто «Мишка - меченый», лысый мужской половой
орган, который при этом сосал у дяди Миши, и его Раиса Максимовна тоже
(больше всего позабавило, что в плохо членораздельном панегирике дяди
Миши словосочетание «Раиса Максимовна» прозвучало предельно четко!).

…В подъезде о ту пору тоже было весело. Коренастые мужики, с
натруженными добыванием непростого хлеба темного цвета лапами размером с
тефалевскую сковороду, дивясь самим себе, осторожно сжимали стакашки с
«Дюшесом», и стеснительно улыбались, когда массовик - он перетягивал на
себя роль «безалкогольного тамады» - предлагал орать «Сладко! » вместо
привычного - «Горько! »…

Ушлая теща успела, тем не менее, со всеми провести ликбез. И когда
прозвучал робкий голос - «А не пойти ли покурить, освежиться, так
сказать?! » - предложение было встречено небывалым энтузиазмом даже
среди абсолютно некурящих людей (ничто так не объединяет в России
общество, как массовый запрет чего - либо!).

Технология была проста: пятеро отвлекают массовика и его ососков - один
пьет! Вся свадьба перебывала в нашей квартире, какие пылкие тосты там
произносились, е! Не то, что под «Дюшес»! :о)) Но меня позабавил один
перец, который также едва не испортил мероприятие: он один был ОЧЕНЬ
культурный, всем своим видом показывающий, что среди присутствующих
мужланов он один знает, зачем к вилке еще подают нож. Кстати, нож,
который ему не подали, он скоммуниздил с общего мясного блюда. Так вот:
он накладывал себе полную тарелку, аккуратно съедал половину, после
чего, поправив галстук, шел к нам, наливал себе сам, молча, пол -
стакана самогона, выпивал (молча), - я тока видел, как двигался кадык на
его шее - снова поправлял галстук, и - шел обратно, доедать вторую
половину тарелки. Потом снова накладывал. В очередной раз, наложив, он,
аккуратно пристроил вилку с краденым ножом, и также аккуратно упал
мордой в наложенное, забыв поправить галстук…

Рядом подхватились: - Иван Сергеевичу - плохо! У него - подагра, и язва
желудка! - зашептали демонстративно вокруг. Комсомолец напрягся. И.С.
взяли под руки, и стали энергично вести в спальню, дабы оказать «первую
медицинскую помощь». На пути «скорой» незатейливым грибом вырос
массовик, втянул воздух - и, в ожидании разъяснений, замер. Воцарилась
гробовая тишина.

- Иван Сергеичу плохо. Подагра у него, и - камни… - тихо пискнула теща.
- Дыхни! - приказал массовик, не обращая внимание на диагноз тещи.
- А ты-ы кто-о та-а-акой, ма-а-аленький пиздю-у-ук с ба-а-яном???! -
логично удивился, чуть качнувшись и пьяно растягивая слова, Иван Сергеич.

Тишина стала просто мертвой. Было слышно, как бьется в гневе
комсомольское сердце массовика, и как в квартире выше кто-то произносит
здравницу за молодых…

- С собой протащил! - опомнилась теща - Из-под стола наливал!! Что ж ты,
блядь такая в галстуке, делаешь??! Меня перед всем честным народом
опозорить хочешь??!!! - накинулась она на слабо соображавшего Иван
Сергеича - За ними, сволочами, рази за всеми усмотришь??! Так и норовят
протащить, суки алкогольные - на страну-то им наплевать! - заранее
предупреждая дальнейшие эксцессы, заголосила теща, не забывая
подталкивать ослабевшего И.С. к спальне.
- Не-ет, но кто-о он та-а-акой?!! - ревел Иван Сергеич.
- Хуй простой, трезвый, заводной! - нашлась в нехитрой рифме теща - Не
то, что ты, мудила, дочке моей всю жисть испохабить… - и крики удалились
в спальню. Кто-то демонстративно налил себе «Дюшеса». И - выпил, как
будто это был первач.

К посуровевшему массовику подошла бабушка невесты: «Слышь, сынок, сыграл
бы нам, а? Я уж семь лет, с тех пор как дедушка-то мой помер, баяна не
слышала! Вот эту знаешь - мой ее очень любил…» - массовика увлекли, и
через некоторое время разудалый баян вновь озвучивал свадьбу…

ЭПИЛОГ: «Массовик», кстати, бывший теперь, с тех пор - друг семьи!
Ребенку первому - крестный, комсомолец!

…А квартиру молодым так и не дали - дали только комнату. Но не из-за
пьяной безалкогольной свадьбы, а, наверно, не смогли просто!

Не хватило - квартир у правительства…

Ну вот подкину я ещё одну военную историю. Семья недавно собралась, дедушка мой естественно был, и поделился такой штукой. Кстати почти юбилей, 72 года с тех пор минуло :-)

"Спасти лейтенанта Кузнецова."

Жаркое лето 1945-го, самое начало августа. Озеро Ханка, граница с марионеточным государством Маньчжоу-го. Вот вот будет оглашён приказ, наши войска хлынут в Манжурию и начнётся последний этап Второй Мировой Войны. Сломить надо японцев, а потом уж домой - к работе, учёбе, и повседневным мирным заботам. Туда где они не были более 4х лет и где их очень и очень ждут. А пока... пока они ждут приказа "наступать."

Мой дед в звании лейтенанта командовал 77м ОЛПП (Отдельный Лёгкий Переправочный Парк). Тогда часто должности давали не в соотвествии со званием, а с боевым опытом. Дело в том что СССР несколько лет держал сотни тысяч солдат и офицеров в боеготовности на востоке страны опасаясь нападения Японии. Но войска эти были в своём большинстве почти не "обстрелянные". Посему и младший комсостав, те кто отвоевал несколько лет и был перекинут на Дальневосточный Фронт, очень ценился.

У деда боевого опыта было много начиная с самого 1940-ого и солдатом, и взводным, и ротным. От Крыма и Кавказа до Беларуссии, Польши, и Восточной Пруссии. Но и сложности были, например его замком Парка был капитан. Звание выше, возраст старше, а должность ниже.

Что такое ОЛПП? Это примерно как батальон, подчинение напрямую комбригу, своя печать, и большие хлопоты. Ведь это несколько десятков Студебеккеров, амфибий (Ford GPA), и виллисов (Willy's). На машинах понтоны, оборудование, и лёгкие плавсредства. Личный состав это водители, механики, и обслуживающий персонал. Официально ОЛПП сам переправы не наводит, только доставляет оборудование туда куда надо. А в реалии, всё уметь надо. Дед строгий офицер был, тренировал своих подчинённых крепко, благо время перед наступлением было. Зато каждую дырочку и болтик в понтоне на "ять" знали.

К парку потом ещё придали 2 роты для охраны объекта и батальон сапёров. Вопрос кто командует довольно расплывчатый. Официально Парк, охрана и сапёры это совсем отдельные части, а вот действовать они должны вместе. И тут уже играют роль неформальные отношения и опыт. Так уж получилось что в сапёрном батальоне почти никто из офицеров боевого опыта не имел, даже комбат, так что к деду как неформальному лидеру обращались.

Выдвинулись от Камень-Рыболова вдоль берега на север, до границы считанные километры - рукой подать. Вот вот начнётся, а сейчас последние "мирные" дни. Естественно что скоро в бой все знали, но конкретный день конечно не знал никто. А посему - ежедневная рутина, механики в машинах копаются, политзанятия идут, обед варят, писари с бумажками бегают. Хозяйство не маленькое, забот хватает.

И вдруг крик. К деду бежит ротный, молодой парень, из сапёрного батальона. Глаза на выкате, пот градом, волосы торчком, воет волком "уплыл, сука, уплыл. П****ц б***ь, урод. Что делать?" "Кто уплыл? Куда уплыл? Говори толком." "Кузнецов, падла, уплыл, гадёныш. К японцам. Ууууу сукаааа." "Что....? Еб**ь копать, ты что п*******я. Как этот п******с ****лся к японцам *****ать. М****** т******" (Вольный перевод - "Как нехорошо и недальновидно поступил наш боевой товарищ Кузнецов.")

Комбат сапёров нарисовался, бледный как смерть. Орёт на ротного "Что произошло, с*** е*****? В***** п***** б*** е**** с**** б**** з**** в*****. Я вас у**** и его в***** сейчас *****, а потом з**** *****. Как ********************* смог у****. Почему *********** ****** ******." И потом грязно выругался. (Другими словами - "я очень расстроен несознательным поведением офицера в Вашем подчинении товарищ ротный и воспитательной работой в целом. Мы будем делать оргвыводы и возможны должностные взыскания.")

Оказалось всё просто как валенок. Кузнецов совсем молоденький зелёный лейтенантик, комвзвода сапёров. Интеллигентик-с, мать его за ногу. Пока часть базировалась в Камень-Рыболове, там при части типа прачечная была, он туда свои вещи стирать сдавал. А около озера, особо не постираешь, берега топкие, подходов хороших мало. Один нашли, но там солдаты уже своё барахлишко стирают. Так этому "лорду Байрону" с солдатами рядом западло стало личные вещи стирать, посему он решил взять резиновую лодку, да и постирать свои труселя в озере, в гордом одиночестве. А Озеро Ханка хоть и мелкое, но очень коварное. Внезапный ветер налетит и даёт оно волну весьма даже приличную. А Кузнецов, мудозвон этот, лодку пожалуй лишь только в пруду в городском парке до того и видал. Как-то он одно весло упустил и несёт его прямиком к государственной границе, в лапы японцам.

Тут и дед бледнеет и в бешенстве замкома парка по технике спрашивает "а где он б***ь, е***й в рот м**** т**** з****** лодку то взял? Это случаем не наша е***** лодка будет?" (Перевод - "товарищ капитан, а откуда у товарища Кузнецова появилось плавсредство? Не принадлежит ли оно нашему Парку" ) Замком прячет глаза и в прединфарктном состоянии мямлит "он попросил, я и дал. Жалко что ли." Ему дед в ответ "А если он тебя попросит ***** *** и потом в**** тебя в****** *****, ты ему тоже **** *****?" (То есть - "какие альтернативные варианты ответа на просьбу товарища лейтенанта Кузнецова вы рассматривали?).

Ситуация аховая, жуткая. Перед самым наступлением, до официального объявления войны, Советский офицер среди бела дня прямо на глазах у товарищей и командира уплывает к японцам. Это полный п*****ц на многих уровнях. То что комбат, замполит, комроты распрощаются с погонами - это даже без вопросов. Все шансы что им грозит нечто много хуже. Да и деду с замком грозит пожалуй не меньше. Первый же вопрос будет, "А откуда этот несознательный товарищ Кузнецов лодку взял?" И что сказать ОСО? Не будешь же им про стирку грязных трусов рассказывать. Измена Родине налицо, помогли предателю с транспортным средством. Тут трибуналу работы на 2 минуты.

Мало того, Советский офицер, даже самый что ни на есть зелёный, в руках японцев может многое рассказать. Всё что знает. И что не знает тоже. А учитывая что до дня "Х" остались считанные дни и часы, это же надо какой подарок врагам и какая подляна всей Советской Армии. Тут на десять лет расстрела хватит.

А Кузнецова относит всё дальше и дальше, его крики уже еле слышно. Вот тут и сказалось кто на что горазд в критической ситуации. Опыт - великое дело, его не пропьёшь. Комбат орёт благим матом на комроты, замполита, и грозит смертными карами. Комроты что то мычит типа "невиноватая я, он сам поплыл". Замполит кричит срочно надо звонить в штаб бригады. Начштаба нарисовался, что-то в блокнотик записывает. Замком Парка вообще скис, посерел и лишь глазами моргает.

Дед орёт "Сержант Юхт (это его ординарец, боец опытный, ещё под Сталинградом воевал. Толку с него много больше чем со всех этих мелкотравчатых вместе взятых), амфибию на воду, мухой." Амфибии конечно машинки неплохие, спасибо американцам, но лишь на тихой воде, . Мотор у них слабенький, сами они тяжёлые, на волне неустойчивые. Подогнали к берегу, так она завязла. Да и видно что на такой волне машина совсем не потянет, вряд ли догонит. А если и догонит, то обратно, пожалуй и не выберется. Ещё не хватало технику загубить и всем потонуть.

"Мать вашу, понтон на воду, вёсла. живо" дед коммандует. Нет, не даром солдат он дрючил, команду вмиг выполнили. Понтон штука хорошая, для того и создан что бы плавать при любой погоде, правда тоже штука неповоротливая. 8 человек за вёсла, сам тоже грести сел, и погнались за "беглецом." Пока гнались, ветер ещё больше поднялся, волна бьёт, грести тяжело, а мысли вообще поганые. "Не догоним, хреново. Догоним, тоже не сладно, надо же потом против ветра и волн как-то обратно добраться. Вот будет номер если все к японцам в гости попадём."

Чудом догнали этого доктора прачечных наук, почти у самой границы. Ещё несколько минут, и думать не хочется что бы произошло. Догнать-то догнали, а вот назад, это была битва. Жестокое это озеро Ханка, выжало они из них все соки. Через не могу гребли. Самое гадское, что в "пылу битвы" совсем забыли о спасательных кругах. Только те 2 круга что по правилам к каждому понтону прикреплены и было, остальные не взяли. "Гришка" дед Юхту хрипит. "давай, жми. Держитесь мужики. Не выдюжим, пропадём за ни понюх табаку." Выгребали 2 метра, на потора сносило обратно. Сантиметр за сантиметром, метр за метром, и так несколько часов. Руки в кровь, костяшки добела, но не сдались, выдюжили.

Кузнецова солдаты на берегу чуть не задушили его собственными труселями. Дед и сам бы его на кальсонах повесил бы, но перед солдатами офицерскую солидарность проявил, не допустил непотребства. Да и сил ни у кого не было. Побрели обратно, "понтон на берегу, Студер с солдатами послать надо, подобрать." думалось.

Пришли обратно, а там мама дорогая. Начальства понаехало, не протолкнуться -погонов как на параде. Видимо всё таки замполит или начштаба звякнули в бригаду. Суета, гомон, матюги, Вавилонское столпотворение. Какое-то тулово в полковничьих погонах орало на всю Ивановскую. А потом все уехали, комбат с замполитом тоже. И Кузнецова увезли куда-то. Через несколько часов комбат с замполитом вернулись, но уже без лейтенантика.

Кто знает что с ним стало, может и жив до сих пор. Дед всё хотел узнать что с Кузнецовым произошло, да приказ наступать через пару дней пришёл.

"Из за синей горы понагнало другие дела."

Буду пытаться изложить две истории в одной, поскольку, как выяснилось, они очень тесно переплетены и повлияли на жизнь и мировоззрение двух поколений. А третье - (я) разобрался в подоплёке,пытаюсь вам рассказать.
Когда мы переехали жить в дом и радостно копались в огороде, папа (а именно он инициировал переезд из квартиры в дом)ни разу не взял лопату в руки. Когда мы пытались его призвать, то слышали одну и ту же историю: я уже своё накопал, у родителей огромный огород, только под картошку более 20 соток, и засаживают все больше и больше. Сначала сажаем, окучиваем, жуков собираем, картошку собираем, складируем (несколько складов было), потом перебираем до умопомрачения. И в итоге - бОльшую часть выбрасываем. А потом - все по-новой! Мартышкин труд, и зачем все это, но отца не переубедить. Сажаем и все!
В той или иной степени, эту историю я уже слышал. Обычно после поездки в деревню к отцу, он констатировал факт: огород стал больше. Его два брата тоже удивлялись этому, но старший втянулся и ездил заниматься огородом уже в охотку, воспринимая его как зарядку на свежем воздухе.
История вторая: про дедушку. Чтобы была понятна его жизнь: в 1940 году он пошел в армию. Вскоре началась война. Но поскольку по факту он с детства был инвалидом по зрению, на фронт его не отправили. Сделали ему очки с линзой толщиной в сантиметр (с ними он и проходил всю жизнь)и отправили на завод Уралмаш в Свердловск. На Уралмаше он в итоге проработал до самой пенсии. А во время войны завод делал танки. Смены были до 18 часов в сутки, спали прямо у станков на деревянных ящиках. Причем цех работу не останавливал, на шум внимания не обращали, просто валились от усталости и голода, чтобы не тратить силы на дорогу домой. Голод был с самого начала и до конца войны, дедушка чуть не умер от голода, и как-то получив посылку с едой от родственников из деревни получил заворот кишок. Попал в госпиталь, там повезло - вылечили и кормили чуть лучше.После войны со своей женой построил дом на краю географии, далеко за городом в поселке рядом с болотами. Рядом жили родственники у которых он с женой жил во время строительства дома: сами рубили бревна и таскали на себе. Не было ничего, было голодно и тяжело. Потом родились трое сыновей, один из которых мой папа.
Все эти истории я многократно слышал, сопоставлял и думал. Дедушку я своего помнил, общались мы мало, но из всего этого общения и вообще всей информации о нём, я вынес следующее: он был абсолютно нормальным, если не считать увлечения огородом. Поэтому как-то не укладывались в голове эти высказывания. Но склады под продукты я видел сам, в том числе два практически в лесу.
Дедушки не стало и как-то папа в очередной раз начал вспоминать его и огород: - Да целый год жить можно на урожай, а по весне всё сгнивало и выбрасывалось.
Тут у меня пазл начал складываться. Но чтобы проверить догадки, я начал уточнять: а когда дедушка впервые начал увеличивать огород?
- На как, когда старший брат уехал в город, женился. А мы тут корячимся, еще больше сажаем.
- А потом?
- А потом когда второй брат женился и уехал, я один за всех отдувался. А потом когда первая племянница родилась... Я всё понял!
Война и голод сильно отразились на дедушке. Видимо, чтобы быть готовым ко всему, он рассчитал, сколько продуктов надо, чтобы прожить человеку год и запасал. С рождением нового члена семьи, запасы пропорционально увеличивались. Никому ничего не объяснял, просто молча делал то, что могло бы спасти жизнь его детей, внуков и внучек, начнись вдруг война или какое бедствие.
Тайну огорода мы разгадали, жаль, что так поздно.

Менеджмент. Управленческий талант и карьерный рост

ВВЕДЕНИЕ. Есть такая наука — Менеджмент [по-русски = Управление]. Всё по-научному просто Менеджмент = Планирование + Организация + Мотивация + Контроль. Кто-то ещё добавляет нечто вида: «+ Корректировка»… или «+ Координация»…
Наука с толстыми учебниками есть, а вот тайна того, почему одни люди оказываются талантливы в управлении подчинёнными, а другие - нет, так не раскрыта до сих пор. И текст ниже не претендует на полноту раскрытия вопроса, а лишь описывает карьерный рост конкретного индивидуума. Весьма и весьма оригинального...
---
ЧАСТЬ 1. Начать историю нужно с папашки нашего героя. Очень колоритный был персонаж. Он говорил так: «Моя турбаза [директором он там был] — режимный объект!» Это он в том смысле, чтобы все жили по режиму и ни шагу в сторону. Как 6 утра, так он уже вместе с физруком палки в руки и бежали стучать по стенам деревянных домиков — всех будили на утреннюю физзарядку. Отдыхающие до полночи песни у костров под гитару орали, а тут — побудка ни свет ни заря… В общем не любили его прямо вместе с им подписанным «Распорядком дня».
В обед он тоже при деле был: стоял у входа в пищеблок и дам в коротких юбках и шортиках отлавливал, чтобы в приличное место не смели являться прямо с пляжа, а предварительно переодевались во что-нибудь приличное… Почему дамы такое ему позволяли и не обламывали его измерительную линейку прямо о его тупую башку? Так ведь турбаза то у него была заводская, а заводское начальство отдыхало где? Правильно! В министерском доме отдыха. То есть это вопрос статуса. А раз статус у него высокий, то вмиг накатает в завком «телегу» за «неподобающую форму одежды и оскорбление морального облика советского человека...» И всё. Не будет ослушнице после этого дешёвых путёвок. И никаких вообще не будет, пока публично не покается и рубище не натянет... Так что держал крепко.
А после ужина тоже при деле был. Отдыхающие они ведь норовили за территорию турбазы улизнуть и там у костров собраться да ещё и песни модных бардов распевать. Он же со своими оруженосцами тоже не дремал: по кустам ползали и фиксировали, кто, что и как вольнодумного спел, кто в домик к 23ч00 не явился. Как такое ему с рук сходило и не били его в темноте? Так просто везло. Были некоторые метатели стаканов, которые с криком: «Волк!» пытались поставить бланш под глаз, но потом опять разбор-расследование… Никому же проблемы не нужны…
Потом, когда с самого Верха Системы зазвучало: «Перестройка! Гласность! Ускорение! Новое мЫшление!», то он ушёл на пенсию [благо стаж «за вредность» позволял], снял со стены портрет Клима Ворошилова и… воцерковился. Многие современники скажут: «Конъюнктурщик!» Ох, забыл человек современный российский, как многие тогда ждали, что когда нэпманы недобитые и прочие цеховики-оппозиционеры-самиздатовцы вылезут из своих нор на свет Божий, то им такой 37-й год устроят… Так что если он и чувствовал тенденцию и приспосабливался к ней, то чутьё это было много тоньше чем у всех остальных советских граждан.
---
ЧАСТЬ 2. А дальше в нашей истории появляется уже непосредственно её Главный Герой. По его рассказам сам то он к религии сначала не очень серьёзно относился, но папашка его не просто так воцерковился, а ещё и добыл официальную Рекомендацию [она Благословение называется] на поступление сына в духовную семинарию. Причём заодно и сразу сына он отправил… ещё и к психиатру за справкой (что процессом тогда было серьёзно длительным), что де на голову он совсем того… [Впрочем, кто в советское время жил о таких фокусах и их предназначении слышали, а современникам, наверное, того и не понять].
Сколько там продолжалась учёба нашего героя история умалчивает, а полное крушение надежд настало почти случайно: какой-то высокий начальник не то из Епархии, не то аж из самого Синода приехал прямо к ним на экзамен (наш герой тогда в таких вещах ещё не очень разбирался). Вот тут нужно заметить, что наш герой рассказывая о тех событиях уверяет, что рядом с ним были «дубы» и покруче его, которые вообще ничего не учили и на орехи ему досталось почти что и случайно. Впрочем, решайте сами. Экзаменатор по поводу каких-то его ответов заинтересовался и его спрашивает:
- А что Вы, молодой человек, в общем то в нашей семинарии делаете?
- Так я здесь славу воссылаю Отцу и Сыну и Святому Духу!
- А кто такие Святая Троица?
- Так это Бог-отец, Богоматерь и Сын Божий!

С большим апломбом видно ответил наш герой, за что и вылетел из семинарии с редчайшей формулировкой: «За лень и богоборчество», ибо даже я знаю, что Богоматерь в Троицу не входит. Хотя наш герой может что-то и приукрасить или даже перепутать...
---
ЧАСТЬ 3. Любой другой бы руки опустил и заниматься религией прекратил. Но только не наш герой. Он практически автоматически и сразу очутился у конкурентов — какого-то из западных духовных присутствий. Сначала, правда, он у них Молельный Дом подметал и туалеты мыл, Заодно пытался разобраться в тонкостях их варианта религии. А там всё было интересно: у них, оказывается, религию старались адаптировать под страну. При этом делая редкое смешение католицизма и протестантизма. Так что он очень скоро пошёл вверх по карьерной лестнице — начал в белой рубашечке и наглаженных брючках бегать по городу с опросными листами, разбираясь, как советские граждане относятся к тем или иным вроде бы бытовым вопросам.
Естественно начальство его заметило. Естественно замаячила перспектива зарубежной стажировки и более стабильного трудоустройства. А у них там как: если за стажировку кого-то собираются выложить сумму, то такому лицу устраивают интервью, а за стенкой при этом сидит меценат-плательщик лично и вслушивается в ответы. Наш герой об этом методе не знал и уверяет, что отвечал всё в общем и целом правильно, видно переводчик перевёл коряво, так как меценатом была дама с корнями русскими, но при этом сильно забывшая русский язык. Хотя… как знать. Он помнил, что у католиков главный — Папа, поэтому и сформулировал, что женщине в религию лезть не стоит и вообще, она своего рода лишь инкубатор и её дело — рожать детей и делать то, что ей муж скажет. [Ну в общем предвосхитил современный латиноамериканский сериал «Клон» от 2001 года, в котором Деуза родила клона сына большого начальника, а юридически была признана ему никем].
В итоге вылетел он и оттуда с формулировкой вида «Пещерный домостроевец! Ретроград!»
---
ЧАСТЬ 4. Думаете на этом его карьера закончилась? Ой, наоборот. У них там, оказывается, безотходное производство. Так что очень скоро наш герой сидел уже перед большим западным боссом, который как раз организовывал какое-то СП [*]. Надо отметить, что босс мог бы и не говорить, так как отношение к нашему герою из него так и сквозило, но он всё-таки не преминул начать разговор с того, что сформулировал: «Я знаю, что твоё дело — мыть сортиры! Но так и быть...» Наш герой почувствовал себя в лапах опытного управленца и начал послушно кивать и поддакивать, ловя начальствующую мысль ещё до её зарождения...
Босс вроде бы и относился к совсем-совсем другой конфессии. Вроде бы занимался не религией, а бизнесом. Но только статистика по опросным листам, которые когда то собирал в том числе и наш герой, у него была та самая. А из той статистики следовало, что значительный процент советских женщин на уровне подсознания считал, что если мужчина к ним относится с некоторой долей презрения, то это — завидный кавалер. Как-то это явление по-научному называется, ну да не столь важно. Важно то, что наш герой оказался в штате отделения фирмы, которая ввозила западные товары для женщин. Вот ведь парадокс, но практически сразу он у них там оказался в числе «Лучших продажников месяца» [всё у них там было чуточку, но не по-русски, а слово «продавец», так вообще было под строжайшим запретом и всё в соответствии с теми же самыми соц. опросами]. Потом стал лучшим продажником квартала, полугодия. А лучшим продажником года он не стал, так как большой босс пошёл на повышение, а наш герой в результате сдвига кадровой цепочки очутился в кресле руководителя всего Восточного Дивизиона ибо основные продажники у них — женщины, а кто лучше как не он способен с ними справиться и заставить делать то, что велят...

---
* СП — совместное предприятие. Большой шик тех времён, так как СП осуществляли торговые операции связанные с СКВ [свободно конвертируемой валютой], в результате уровень зарплат там был совсем-совсем даже не советский (или уже, может, к тому моменту 'не российский'?) И доступ к товарам тоже не советский.

Ссылки
1. об эпохе Горбачова «Рокфеллер» https://www.anekdot.ru/id/1368262/
2. о цеховиках «Буковые метры» https://www.anekdot.ru/id/1376975/
3. о самиздате «Книгоиздатель и Герострат» https://www.anekdot.ru/id/1284205/
4. об эпохе Гласности «Меридианы, параллели и благие начинания 2. Политинформация по понедельникам
» https://www.anekdot.ru/id/583935/
5. ещё на тему: «Генератор кадрового роста» https://www.anekdot.ru/id/1379505/

Его звали Залупа.

Родители тут ни при чем – мы не говорим про имя. Оно мало кому было интересно, тем более, когда есть емкое прозвище.

Начну, пожалуй, с тех времен, когда никакой Залупы не было. Он пришел к нам во втором классе транзитным пассажиром, маленький лысый человек восьми лет. Учительница, Валерия Валерьевна, бегло прошлась по его недлинной биографии и усадила где-то в середине класса. Ботаники грелись на первых партах, распездалы - на Камчатке, так что ему была прямая дорога к неопределившимся.

Анька, влюбленная в меня еще с детского сада, на той неделе болела, и новенького посадили ко мне.

- Валентин! – представился он.

- Круто, чё, – ответил я. Мне он не показался в тот момент Остапом, к которому надо тянуться.

Таким случилось наше знакомство.

Следующий эпизод произошел той же зимой. В классе на стене висел замечательный стенд, скромную половину которого занимал дедушка Ленин, а вторую – его дело. Пестрая коммунистическая агитка в два квадратных метра.

Репутация вождя была безупречной до того непримечательного утра, когда чуть ниже бороды улыбающегося Ильича не появилось слово «ХУЙ». Это стало откровением прежде всего для Валерии Валерьевны. Добрейшей души женщина, к тому времени раздобревшая и телом, представить себе не могла, что второклашки, с трудом справляющиеся с «ма-ма мы-ла ра-му», так уверенно и каллиграфически могут разбрасываться «хуями». Но факт оставался фактом – был Ленин, и был хуй. Не какой-то случайный, походя намалеванный, а преднамеренный, циничный и бросающий вызов партии. Стенд был высоко, и чтоб подписать вождя, злоумышленнику пришлось встать на стул.

В авторстве никто не признался, и после обеда всех заставили прийти, писать всякие слова типа «хомяк», «улица» или «трамвай». Графологическая экспертиза во имя торжества добра.

Были все, кроме новенького. Он рассказывал потом, что совсем забыл об этом, и потому не пришел, но для преподавательского состава это было прямым доказательством вины. Вызвали его мать в школу – с отцом этот трюк не прошел бы ввиду его отсутствия, как такового.

- Такой маленький, а уже себе позволяет такие выходки, - вздыхала Валерия Валерьевна, скрестив руки на лобке, - и я не удивлюсь, если он еще и курит.

Непонятно, как это вязалось между собой. Мать виновника торжества кивала с пониманием и обещала усилить педагогический процесс.

Слухи в школе разносятся быстро, и к тому моменту все знали, что злосчастный «хуй» принадлежал перу (фиолетовому фломастеру, если быть точным) Лехи Дырявого, отъявленного хулигана, прозванного так за отсутствие переднего зуба. В восемьдесят девятом году в начальной школе незазорно было иметь кличку «дырявый».

Не сомневаюсь, что об этом знал и новенький, но не выдал. Просто стоял под осуждающим взглядом Валерии Валерьевны, после подзатыльника матери на виду у всех, гордый восьмилетний пацан с бритой головой. Он не испугался Дырявого – он вообще никого не боялся, просто это бы пошло вразрез с его жизненными правилами. Я так думаю.

***

Прошло несколько лет, и даже страны, в которой мы жили, уже не стало, а в статусе Лысого (тогда его так называли) ничего не изменилось. Никто не брал его в компанию, а тот в ответ не показывал виду, что его это задевает.

Наш военный городок был маленьким – шесть или семь пятиэтажек, плюс школы, начальная и средняя, детский сад, да пара магазинов. Был еще клуб, где проходили торжественные мероприятия и иногда крутили фильмы. Там же проводились дискотеки, и там же Лысый обрел новое прозвище.

Дискотеки устраивались не нами и не для нас, малолеток одиннадцати-двенадцати лет, но нам уже разрешалось присутствовать первые несколько часов.

Светка была хороша уже тогда, и было понятно, что ее ждет большое будущее. Танцевать с ней хотели все, удавалось это немногим. Даже просто подойти решались единицы. Лысый решился.

- Отвянь! – скривила губы она, и, помолчав несколько секунд, добавила, - залупа!

На его беду рядом оказался Славка Комар, и уже наутро никто не обращался к лысому иначе, чем Залупа. Драться было бесполезно, Залупа прижилась мгновенно.

Залупа был примерным семьянином, в отличие от остальных членов ячейки общества. Отца не было – по официальным данным он погиб в Афгане, по неофициальным – мать утопила его в колодце. Ее не посадили – многодетная, а через связи сделала справку, что он погиб, защищая интересы государства, так что теперь семья получала пособие. У Залупы было пять сестер – две старше и три младше. Никто точно не знал, но на семерых детей приходилось не менее четырех отцов. То ли мать их была доверчивой женщиной, и каждому мужику отдавалась, как принцу, то ли просто хотела в своем положении чувствовать себя женщиной, но заканчивалось все роддомом и исчезновением кавалера с горизонта.

Мать наверняка считала парикмахеров героями скандинавских сказок, потому стригла сына сама и только опасной бритвой. Он ходил абсолютно лысый и в порезах, которые потом становились маленькими шрамами.

Залупа часто прибивался к разным компаниям, то на футболе, то зимой в снежки, но был для нас, как Прибалтика Европе.

Он был нерукопожатным элементом школьной структуры, Залупа-одиночка, недоразумение в привычном укладе вещей.

***

Маленький военный городок был окольцован сараями и гаражами, а по внешнему периметру шли огороды.

Я приехал оставить в сарае велосипед, в прекрасном расположении духа, только с озера, пожалуй, лучшего места летом.

Он разгребал завал. Ночью резвился шквалистый ветер, и береза с соседнего участка завалилась на их теплицу. Пиздец пришел и ей, и помидорам внутри. Соседний участок принадлежал главному инженеру. Положить ли хуй или просто ничего не делать – это все к нему. Но попробуй предъявить – сожрет.

Березу надо было распилить, обрубить ветки, растащить все, и потом восстанавливать теплицу. Работы чуть больше, чем очень много, для тринадцатилетнего парня. Но это же Залупа – кто ему помогать будет?

Не знаю, что на меня нашло, но я вернулся в сарай за двуручной пилой – Залупа со своей ножовкой выглядел неубедительно один на один с березой.

Мы хуячили до самого вечера, а потом я перелез через забор и насрал в парнике главного инженера, оборвал все огурцы и сделал им шоколадную панировку. Зло должно быть наказано.

- Я очень хочу вырасти, - сказал он тогда.

- Потом, взрослым, будешь вспоминать детство, и жалеть, что оно промчалось, - ответил я. Пиздел – врагу не пожелаешь такого детства, как у Залупы. Он был единственным мужчиной (пусть и с огромным авансом) в большой семье (тоже не идеальной). Но выбирать не приходилось, ни тем, ни другим.

Мы сидели на теплом рубероиде труб теплотрассы, и я очень хотел, чтоб нас никто не видел вместе. Сейчас мне стыдно за это.

***

- Залупа, пойдем! – в класс заглянула физиономия Дырявого и исчезла.

Тот попытался подняться из-за парты, но я взял его за плечо.

- Сиди.

- Может, там помочь надо? – повернулся он ко мне.

- Сиди, – повторил я.

Залупа оказался нормальным парнем, хоть и не стал для нас своим. Прошло полгода после спецоперации «говняная буря в теплице».

- Не понял!? - Через минуту опять заглянул Дырявый. Теперь уже целиком. – Пошли, говорю.

- Он никуда не пойдет, - сказал я и охуел от своей смелости. Может, дело в том, что в классе были Генка и Боря, мои друзья, а Дырявый выступил соло. Это не мешало ему с корешами сразу после уроков отпиздить меня хоть одного, хоть в компании с Борей и Генкой, но слово уже было произнесено. Зачастую история вершится спонтанно.

- Залупа? – Дырявый проигнорировал меня, но маховик был запущен.

Ему была важна поддержка, и он ее получил. Возможно, впервые в жизни.

- Я никуда не пойду.

Мы подрались после уроков. Скорее, нас отпиздили, хотя их было всего на одного больше. Очень здорово, даже когда тебя бьют, чувствовать рядом плечо, а не пятки за спиной. Плечо Залупы было крепким, а кулаки – тяжелыми. Дырявому потом выправляли носовую перегородку, хотя надо было бы вправить мозги.

Они не перестали доставать Залупу, но это был первый случай, когда получили реальный отпор.

***

В гости к Залупе никто не ходил – занятие бесперспективное и эстетически сомнительное. Сестер полон дом, да и мать к детям относилась с изрядной долей похуизма и небольшой – презрения, хоть к своим, хоть к чужим. Но дело главным образом было в другом. В их подъезде жил Башкир, больной на всю голову человек. Голова его, кстати, была выдающейся, правда, по габаритам, а не начинке. Средних размеров телевизор, посаженный на плечи, такой и сейчас на полках магазинов не затерялся бы диагональю. Его и Башкиром-то из-за башки назвали, а не по национальности. Он вообще татарином был.

Трезвый – отшельник в засаленной майке. Пьяный – Джон Рэмбо во Вьетнаме. Вьетнамцами в такие минуты он считал всех. Даже вьетнамец-участковый старался находить себе дела в другом месте.

Пикантность ситуации крылась в самогоне, который поставила на поток мать Залупы. На этом они и сошлись с Башкиром. Спрос родил предложение.

Башкир был мужчиной видным, хоть и уродливым, мать Залупы тоже эффектная мадам, полностью подтверждавшая тезис о страшной силе красоты. В том смысле, что была страшной и сильной. Страсть появилась не сразу, но окрепла быстро. Мать отправляла детей постарше гулять, маленьких – в другую комнату, и потный Башкир наваливался на нее попыхтеть.

Залупу это страшно злило. Башкиру было похуй.

В один из таких моментов мы и застали его у подъезда. Он, понурив голову, сидел на лавке и вырезал на ней что-то ножом. Нож был прекрасный, швейцарский, его Залупе привез дядька. Реально из Швейцарии - он отсидел в свое время за спекуляцию, а теперь имел бизнес и постоянно мотался по Европе. Раз в год заезжал в гости, всегда с подарками, два года назад привез Залупе нож. «Смотри, чтоб мамка не видела», сказал он тогда. Дядька был словно человеком из другого мира, всегда привозил такие штуки, о существовании которых мы не подозревали, даже если это – обычные шоколадки. Тогда был последний его визит – говорят, убили в Москве.

- Пойдем на водонапорную башню, - предложил я, - голубей постреляем?

Он только покачал головой.

В это время из подъезда вышел Башкир, вытирая руки о сальную майку. Сел на лавку и отвесил Залупе подзатыльник, такой, от которого тот кубарем покинул место для сидения и растянулся в траве.

Башкир ухмыльнулся, и закурил. Он явно только совершил коитус, из-за которого мать выставила сына погулять за дверью. Залупа поднялся на ноги и затравленно посмотрел на обидчика. В его глазах не было обреченности, только голая, пульсирующая ненависть.

- Когда-нибудь я тебя убью.

- Пошел нахуй отсюда, щегол! – отмахнулся тот, но я поверил. При всей своей скромности Залупа умел быть убедительным.

***

Больше дождей, чем в том июле, я не припомню. Но нам это было на руку. Середина девяностых – такое время, когда каждый вертелся в меру сил, и зачастую лопасти винтов воротил легко топили лохов на веслах. Командир части, еврей со стажем длиной в жизнь, нормальным образом прокручивал весь фонд заработной платы через банк, но минимальный срок вклада составлял полгода, и это означало только одно – шесть месяцев всем сосать хуй. Спасались пайком и смекалкой. Мы, четырнадцатилетние, целыми днями пропадали в лесу, потом появлялись где-то в районе трассы Екатеринбург – Пермь с полными корзинами грибов. Торговля шла бойко, тогда мы постигали азы коммерции. Обладателям отечественных машин порой нарочно называли неподъемные цены, чтоб отвадить, и ждали, когда же тормознет мерс, и щедрый новый русский отвалит нам деревянных.

Так было и в тот день. Последнее воскресенье июля. Все близкие грибные места истоптали, и пришлось шагать дальше. Нас было пятеро – четверо парней и Аня. Она в те времена была настоящей пацанкой, и часто шаталась с нами.

К трассе вышли около восьми вечера. От солнца остался подкрашенный край неба, но грибы надо было продать сегодня. У меня корзина больших белых и пятилитровое ведро маленьких, крепких, высшего сорта. Элита блядь. Я вообще, за месяц принес родителям денег почти столько же, сколько они бы заработали за полгода, если б им не забывали платить.

- Завидую я тебе, - сказал он улыбаясь. Мы ссали за автобусной остановкой, пока наши коллеги по бизнесу на трассе рекламировали грибной товар.

Я не понял сначала. Чему завидовать-то, когда ссым? Член у меня больше? Или напор сильнее? Струя более правильной формы? Скорее всего, последнее.

- Если бы меня любила Анька, знаешь, каким бы я был счастливым? – он все так же ссал и улыбался.

Это правда, я говорил уже, что Анька влюбилась в меня еще в детском саду, и вопреки логике, до сих пор сохранила чувства. Я просто принимал это, как данность. Хотя, признаться, она становилась весьма симпатичной девушкой.

- Я не против, если что, - пожал плечами и тоже улыбнулся.

- Да что ты понимаешь, - по-доброму отмахнулся он, но взгляд его был серьезным и каким-то… взрослым, что ли.

Минут через десять тормознула тонированная бэха. Она громко пердела, будто мотоцикл. Серьезная, новая. Нам фартило. Прикинул, что можно просить не меньше сотки, хоть за ведро, хоть за корзину.

Правила джентльменства никто не отменял, потому сначала товар предлагала Анька. Мы встали кучкой следом. Из машины какое-то время никто не выходил – всякое бывает, может, у человека деньги в трусах или ремень никак не отстегивается.

Наконец распахнулись все четыре двери и оттуда вышли мужики – по одному из каждой. Самому старшему из них не было и тридцати, но они всяко были вдвое старше нас. Только тогда мне стало немного не по себе. Заметил, что машина была без номеров, и эта наблюдательность не добавляла оптимизма.

- Так, мелюзга, чё там у вас? Грибы? – водитель сплюнул на землю, небрежно, и достаточно зловеще. Они все были в кожаных куртках, и это в июле.

- Уралмашевские… - шепнул Генка. Это было тихое, неброское слово, бьющее почти в самое основание пирамиды Маслоу. Бравые, и не очень, ребята, по заветам Дубчека строящие бандитизм со славянским лицом, это были те люди, с которыми очень грустно иметь конфликт интересов.

Принадлежали эти четверо к группировке, или вся мишура была частью имиджа – неважно. Мы реально обосрались.

- Эй, щегол! – обратился второй к Аньке. – Почем ведро отдашь? Задаром?

- Полтинник! – небрежно ответила та, - и это только за грибы. Ведро не продается.

- Ты – баба что ли? – хохотнул водитель. – Да еще и резкая. Люблю таких.

Анька сделала шаг назад.

Уралмашевские переглянулись.

- Значит так, хуесосы, - озвучил свой план третий, со шрамом ото рта до уха на левой половине лица, - вы сдристнули отсюда, а с девочкой мы прокатимся.

Коротко, ясно и очень страшно.

Водитель пнул ведро Генки, и грибы полетели в овраг. Невелика потеря, когда ставки серьезно возросли. Шрам глянул на четвертого, тот чуть кивнул, будто давая разрешение. Вся компания с блядскими ухмылочками, которые тем сильнее хочется стереть с лица, чем меньше имеешь на это возможности. Заходили полукругом, шрамоватый раскинул руки.

Анька с мольбой в глазах обернулась ко мне – к кому же еще, я ж, блядь, ее Дон Кихот. Представляю, как ей было страшно тогда, если сам я почти щелкнул тумблером «обосраться».

В фильмах в такие моменты начинается экшн – у нас начинался пиздец.

Из-за моей спины вышел Залупа.

- Я их отвлеку, - шепнул он, - а ты хватай Аньку, и бегите со всех ног. Лучше врассыпную – за всеми не погонятся.

Я не знал, как он будет отвлекать отморозков – не Байрона же читать? Чуть кивнул Генке и Боре, вроде поняли.

Валентин сделал два быстрых шага вперед, отодвинул Аньку за спину и толкнул ко мне.

- Вы чё, хуесосы? – четвертый, который до этого молчал. – Попутали?

Рано, слишком рано. Я взял Аньку за руку и подтянул назад. Этот был главным, и в шоу «Интуиция» на вопросе «Человек, который убивал?» я бы точно показал на него.

Главный сделал шаг к Залупе, вытянул руку, чтоб схватить дерзкого юнца за лицо.

- Бегите!! – громко крикнул тот. Мы с Анькой бросились в отделявший нас от леса овраг. Боря с Генкой через трассу в другую сторону, разводя траектории. Краем глаза я видел, как Валентин ударил главаря куда-то в район печени – до лица было не достать. Хорош отвлекающий маневр, ничего не скажешь. Теперь бы успеть ему удрать. У меня был ценный груз – Анька, так что помочь я не мог. Только взобравшись по ту сторону оврага, позволил себе оглянуться. Охуел.

Валентин не собирался убегать. Он острее нас чувствовал правду жизни – всем вместе никогда не бывает охуенно, и за каждое благо всегда кто-то платит.

- Пидарас! – орал главарь. – Он меня порезал.

Теперь я увидел, что Валя бил не кулаком – тем самым швейцарским ножом, самой дорогой своей вещью. Вогнал по самую рукоять, увесистую, с белым крестом в красном квадрате. Вытащил и попытался снова ударить. В этом и был его план.

Первый же удар по голове сбил его с ног. Нож выпал, благополучно подхваченный кем-то из ублюдков.

- Ань, беги! – Я твердо собирался остаться. – К заправке, оттуда позвони участковому, да хоть кому-нибудь.

Пока перебирался через овраг, двое погрузили главного в машину, а третий, Шрам, бил лежащего Валентина. Злосчастный нож мелькал в его руке. Валя уже не двигался, а этот гондон продолжал втыкать в него лезвие.

- Лыба, уймись! – остановил его водитель. – Он жмур уже, придурок! Поехали.

Лыба, здоровый черт, как тряпку швырнул Валю в багажник. Нет тела – нет дела. Поднял взгляд на меня, на четвереньках выбирающегося из оврага, и я возблагодарил небеса, что у него в тот момент не было либо времени, либо пистолета.

Вряд ли это были уралмашевские, но Вале от этого не легче. Когда говоришь, что всех закроешь спиной, все же ждешь рядом такого же безумного, сумасбродного плеча. Счастье, если дождешься.

Он очень хотел стать таким, как все мы, честно снося ухмылки и равнодушие, не понимая цены своей уникальности и не держась за нее. Больше всего на свете он хотел вырасти, и стал взрослым в четырнадцать. Он жил и ушел Человеком.

И теперь, в последнее воскресенье июля, когда любой уважающий себя моряк уже к обеду ни за что не останется сухим, я всегда вспоминаю своего друга, который оставил этот мир, подарив ему нас.

Я помню.

Его звали - Валентин.

Всем привет! Это снова я! Помните мои дачные рассказы про деда Семёна Степаныча? Кто не помнит, найдите их тут на сайте.
Вот вам ещё один!

СТОЛБЫ

Дело было лет 35 назад, когда одному Московскому ведомству выделили земли в Подмосковье, под обустройство дачного посёлка, который в последствии назвали садовым товариществом.
Помните то время, когда была, так называемая «поголовная занятость населения»? Если человек сам не стремился к улучшению своего материального и служебного положения в стране Советов, или скажем, не было у человека способностей и возможностей, к карьерному продвижению, можно было прожить и так, дураком, создавая только видимость, что ты работаешь. Одним из таких общественно-безполезных служащих, а точнее партийных руководителей самого низшего звена был дед (тогда ещё не дед, а мужик в предпенсионном возрасте) Семён Степаныч. Про таких, как он говорили – «этот, за свой трудовой стаж, не один заточил карандаш». Работал дед в этом крупном ведомстве довольно много лет.
Над входом в эту организацию, неизвестным художником было сделано чудовищных размеров барельефное панно, в стиле «Art of bolsheviks». На этом панно был изображён мужик в якобы строительной каске, очень напоминающей шлем солдата Вермахта, с лопатой на плече, второй мужик тоже в фашистской каске, со зверской рожей и со страшной пилой в руках и третий мужик, который сидел на корточках в ногах у этих двух с молотом в руке. Казалось, что тот, что со зверской рожей, хочет с особым цинизмом, убить третьего вонзив в него зубья своей пилы, а третий пытается сломать уроду коленный сустав молотком, ну а первый, тот, что с лопатой, терпеливо ожидает, чья возьмёт. В общем, это «гениальное творение», можно было бы назвать так - «Получай псина, получай…».
Итак, про деда. Задания в этом ведомстве ему поручались самые, что ни на есть пустяковые, достойные интеллекта обезьяны, но как уверяют люди, работавшие с ним – трудно припомнить хоть одно дело, которое бы дед не провалил. Вместе с ним, в данной организации, работал водителем мой сосед по даче и приятель Фёдор, который лет на двадцать пять младше деда.
Дело было зимой.
Итак, вызывает деда и Фёдора самый-самый главный начальник ведомства Иван Иваныч (в простонародии Шеф) этой организации к себе в кабинет. Для Фёдора этот вызов являлся делом привычным, т.к. он работал водителем как раз у этого самого-самого, а дед встречался с Шефом только в актовом зале, когда тот поздравлял весь коллектив ведомства с государственными праздниками. Поэтому дед с напуганным видом шёл по коридору белый как полотно, с прилизанной причёской с хохолком на затылке типа а-ля «двоечник», с плотно прижатыми по швам длинными руками, намного вылезшими из рукавов пиджака, вышагивая почти парадным маршем. Возле дверей приёмной он сделал «напра-во!» и застыл в позе балерины №1 перед секретаршей Шефа, с чуть согнутыми в коленях ногами, носками врозь и лицом идущего на эшафот. Фёдор был уже в приёмной и сидя на диванчике, читал газету «Советский спорт».
- Присаживайтесь, вас вызовут - металлическим тоном сказала секретарша, которая что-то печатала на машинке и очень напоминала своим видом - причёской типа «клин», строгим чёрным костюмом с белым жабо, большими квадратными очками с затемнёнными линзами, сотрудницу Гестапо, времён 40-х годов. (Помните, какое панно висело при входе в ведомство? Ей нравилось им любоваться по утрам, оно давало ей положительный заряд перед рабочим днём).
Дед трясущейся рукой смахнул со лба холодный пот и остался стоять перед ней неподвижно в позе №1.
- Присаживайтесь, что-же вы? - повторила секретарша уже более миролюбиво.
- Се-па-си-бо! - заикаясь, проскрипел дед – Я-э поэ-стою.
Наконец включился селектор на столе у секретарши, и послышалось нечленораздельное шипение и хрюканье, которое могла дешифровать только умудрённая многолетним секретарским трудом Гестаповка.
- Входите товарищи - сказала она.
Дед входил в кабинет таким шагом, каким в то время вышагивал почётный караул, возле Кремлёвской стены направляясь к мавзолею. Фёдор, посмеиваясь, зашёл за ним.
- По вашему приказанию прибыл, товарищ Иван Иванович! - выпалил дед оглушающе-громогласным голосом.
Шеф, который в этот момент пригубил чай из стакана с мельхиоровым подстаканником, подпрыгнул от неожиданности в кресле, и от этого скачка у него раскрутился в сторону длинный чуб, что рос только с одной стороны головы и который он винтообразно наматывал на макушку, где волос не хватало. Он поперхнулся и от удивления поднял на лоб очки.
- Ну зачем-же так кричать?! - спросил Шеф поднимаясь из-за стола, завинчивая на затылке чуб и внимательно рассматривая деда.
- Виноват, товарищ Иван Иванович! - опять скрипучим голосом проорал дед и встал в раболепную позу нижайшего и никчёмнейшего подчинённого, - т.е. чуть сгорбился, немного отклячил зад, руки держал по швам, а ладони врастопырку как крылья у пингвина, ноги согнул в коленях, чуть повернул голову набок и глазами снизу-вверх преданно впился в начальника. Губы его пытались изобразить улыбку, но получилась какая-то гримаса мороженной камбалы. Короче весь вид деда символизировал – «Можете дать мне пинка, товарищ начальник, я не обижусь и буду только рад!».
- Вы Семён Степаныч из отдела снабжения? - спросил Шеф, выходя из-за стола.
- Никак нет, товарищ Иван Иванович! Я из отдела хозобеспечения, товарищ Иван Иванович! - рапортовал дед, преданно глядя на Шефа снизу вверх и едва не беря под козырёк.
- Ну, тем лучше! - сказал Шеф – Как мне известно, работаете вы у нас давно и профком вам, поэтому, выделил земельный участок на строящихся от нашего ведомства дачах в Подмосковье.
Дед преданно вращая глазами, раболепно сгорбился ещё немного и архи-противно загнусавил: «Так точно, товарищ Иван Иванович! Общий стаж в стенах нашего родного ведомства у меня составляет 30 лет! Я как из Учкудука вернулси так сразу и устроилси сюды, сначала на должность…»
- Понятно, мне всё ясно… - перебил его Шеф, вовсе не собираясь выслушивать историю про «карьерный рост» деда – Ну вот, поскольку сотрудник вы заслуженный, вам мы и хотим поручить некоторые задания, по благоустройству дачных угодий.
Дед ещё сильнее согнул ноги в коленях, посмотрел на Фёдора взглядом выражающим: «Ты понял?! Ценят! Вот так вот! Мать твою!».
- В частности, завтра вы, вместе с моим водителем Фёдором должны будете организовать доставку туда фонарных электрических столбов, которые мы заказали на железо-бетонном заводе ещё летом. Фёдор займётся вопросами перевозки, а вам я поручаю общее руководство, разгрузку и правильное складирование, чтобы по весне можно было приступить к их установке и электрификации дач - продолжил Шеф.
Дед перевёл взгляд с Фёдора на Иван Ивановича. Теперь взгляд означал: «Я восхищён вами, товарищ начальник! Вы гений, что так высоко цените меня!».
Фёдор спросил: «А много столбов будет?». Дед посмотрел на него взглядом «Ты понял?!».
Шеф ответил: «Ну приблизительно самосвал с прицепом». Дед перевёл на Ивана Ивановича взгляд «Я восхищён!».
- По всем деталям касательно этого дела обратитесь к моему заму, он вам всё разъяснит. Как закончите порученную работу, на следующий день придёте и доложите мне лично! - сказал Шеф, присаживаясь за стол.
Сам он был кровно заинтересован в скорейшем обустройстве дач, т.к. во-первых тоже имел там участок, а во-вторых, несколько участков было выделено «товарищам» из организации стоящей над ведомством, которые, постоянно названивали Шефу и вежливо-настоятельно интересовались, как там продвигаются дела по освоению земельной территории.
На сём приём был закончен и в тот момент, когда Шеф, сказал им обоим «до свидания», дед едва не упал к нему в ноги в качестве безграничного уважения.
Вышел он в приёмную, белее, чем был, в шоковом состоянии и опять встал перед секретаршей в позе №1 совершенно тупо и не мигая, уткнувшись взглядом в висевший на стене портрет Вождя.
Гестаповка даже предложила вызвать из медкабинета врача, но Фёдор сказал: «Ничё страшного Мариванна, это у Семёнстепаныча возрастное, подростковое…само пройдёт….», - и утянул деда за рукав в коридор.
Вечером у деда в квартире творился настоящий бедлам. Бабка Аня сбивалась с ног, наглаживая деду лучшую рубашку, костюм и галстук. А дед орал на своих домочадцев, швырял вещи, постоянно укорял в чём-то жену и никак не мог найти новые ботинки…
История умалчивает, чем руководствовался дед, когда утром нацепил на себя всё самое лучшее и поехал в голое поле разгружать столбы. Видимо хотел казаться «большим начальником из крупной организации».
Погрузили им вскоре на железо-бетонном заводе столбы и едут они на самосвале втроём: водитель, Фёдор и дед. Дед объяснил шофёру «как проехать короче» и ехал с начальственным видом. Карты дорог никто взять не додумался.
- Степаныч, ты вообще-то точно туда эту дорогу знаешь? А то я на участке был всего один раз, Шефа возил. Но мы заезжали в ту сторону с другого шоссе – сказал Фёдор.
Дед: «А ты как думал? Конечно, знаю! Летом-то я тама помогал участки нарезать…».
Фёдор иронично и доверительно: «Себе нормальный участок нарезал?».
Дед (не краснея и говоря откровенную ложь): «Дык, эта, как ево?.. какой по жеребьёвке досталси…Ага-ага вона гляди (обращаясь к шофёру и переводя тему)….тута поворачивай налево»…
Фёдор: «Ты чего Степаныч? Мы ж ещё деревню не проехали, куда налево?».
Дед: «Куды-куды….туды…я-то лучше тебя небось знаю…Поворачивай говорю…Вона за этим лесочком поле, а за полем речка и наш надел».
Водитель послушно повернул. Дорога вела в лес. Въехали, едут-едут, никакого поля, только сосны и голые лиственные деревья.
Фёдор: «Говорю тебе не там свернули…».
Дед: «Ты это, поучи жену вшей кормить»… (Услышанное, он всегда запоминал с трудом, или просто не видел разницы – «вшей кормить» или «щи варить»).
Дорога сузилась. Лес стал довольно дремучим.
Водила говорит: «Мы уже десять кэмэ по лесу отмахали…Ну где тут это ваше поле?».
Дед увидев просеку, отвечает: «Направо поворачивай….ужо приехали кажись…Заехали с другой стороны получается».
Фёдор: «Степаныч….не было там такого леса…куда ты нас завёз?».
Дед с досадой в голосе: «Зря я тебя с собой взял…сидишь тут как муха назойливая….сам бы управилси».
Самосвал упёрся в высоченные сплошные деревянные ворота, выкрашенные зелёной краской.
«Ага…ужо и ворота тута у нас успели поставить…хорошо….» - обрадовался дед возможности познакомиться со сторожем (ну если есть ворота, значит и сторож должен быть!) и выдать себя за большое начальство из ведомства!
Единственное, что смущало приятелей, это большой бетонный блок лежащий близ ворот, на котором крупными буквами было написано «место досмотра автотранспорта».
- Степаныч, а что это за досмотр автотранспорта? - растерянно спросил Фёдор.
- Дык, эта….а как жа! Шобы нихто ничаво не спёр! – выдал дед своё умозаключение, с одной стороны искренне радуясь очередному тупому проявлению военного коммунизма, а с другой, прикидывая, что возможности украсть теперь что-нибудь общественное, у него резко сузились.
Водила и Фёдор внимательно посмотрели друг на друга, потом вдвоём на деда, который упорно пытался открыть дверь самосвала, ручкой для открывания окна.
- Так при въезде же досмотр? Как это понять? – спросил Фёдор.
- А-а-а…Дык это шобы нихто ничаво лишнего не ввёз! – торжественно ответил дед.
Водила и Фёдор второй раз внимательно посмотрели друг на друга. А дед, с ещё большим упорством дёргал дверь машины.
«Пойду-ка я постучусь…» - наконец открыв таки именно этой ручкой дверь, сказал дед.
Он выпрыгнул из самосвала и направился бравой поступью к воротам, зачем-то придерживая одной рукой шапку на голове.
Фёдор рассеянно вслед ему произнёс: «Открылась всё-же дверца….».
Внезапно зажёгся яркий прожектор, спрятанный в соснах, осветил деда и страшный голос заорал из репродуктора: «Стоять!».
Дед дёрнулся, оглянулся на самосвал и закричал в ответ благим матом: «Дык это, из ведомства я… этот, как ево?.. Семён Степаныч я… столбы привезли фонарные… мы… открывай ворота, друг!».
В ответ – тишина. Дед продолжил движение к воротам. Из репродуктора заорали: «Стой, стрелять буду!». Зажёгся второй прожектор направленный уже на самосвал и лесную тишину неестественно нарушил звук лязгающего металла.
«Друг, да ты выйди, слышь-ты?» - затрубил дед – «Ты хто такой, сторож что-ли?».
Степаныч нервно махнул рукой – «Ну что за чушь?» – и продолжил поступательное движение.
Автоматная очередь, в воздух трассерами, с треском оглушила окрестности и снег осыпался с близ произрастающих елей. Дед присел, обхватил ондатровую шапку руками и гуськом, высоко задирая колени к ушам, рванул к Самосвалу. Ворота распахнулись, оттуда выбежали солдаты с автоматами. Старлей вышедший с ними крикнул нечто из рода офицерских афоризмов: «Эй вы трое! Ну-ка быстро оба – ко мне! И не делайте умные лица, вы же общаетесь с офицером!».
Когда процедура выяснения обстоятельств была окончена, путевые документы проверены, деда и его товарищей трясло как былинок на ветру. Когда их отпустили на все четыре стороны из этой воинской части, которую дед принял за дачный надел, водила удумал набить деду морду, но Фёдор не допустил столкновения.
Дед залез в самосвал со сконфуженным видом и проскрипел, обращаясь не то к водиле, не то к Фёдору: «В сельпо!….».
Там дед купил из под полы две бутылки водки, одну отдал шофёру, другую Фёдору со словами: «Выпьем, когда управимси…»..
Поехали дальше.
Трезвый шофёр нервничал: «Ну где этот ваш участок? Мне что, до ночи с вами возиться?».
- Вона речушка, видишь-ты? Давай правее принимай, тама мостки есть, как мостки переедешь сразу за ними наш надел! - командовал дед.
- Реку вижу, а мостков не вижу никаких…Ты уверен, что они здесь? - ворчливо спросил водила.
Дык, эта…вот где они, под снегом…Видишь или нет? - спросил Степаныч.
- Снег вижу и больше ничего… - нервно ответил шофёр.
- Ну шо ты за человек такой? Подъезжай к реке, я выйду, - раздосадовано сказал дед.
Семён Степаныч выпрыгнул из самосвала, открыв дверь, уже по привычке ручкой для открывания окон, и приблизился к заснеженному участку, поперечно протягивающемуся с одного берега реки на другой.
- Вон, видишь теперь мостки?» - крикнул он шофёру и пошёл на середину реки – Давай заезжай смелей!.. - замахал он руками и внезапно, почему-то сдвинув кустистые брови к переносице, ровно и быстро ушёл по шейку под лёд. Так и торчала изо льда его голова с нахмуренными бровями в ондатровой шапке, пока Фёдор не кинул ему трос и не выудил Степаныча из реки.
Вынутый из реки дед, обтекающий потоками воды, и парящий, внешним видом напоминал пугало. Новое пальто и хороший наряд пригодились.
Это было первое зимнее погружение деда в реку, в одежде.
Никаких мостков, там естественно не было, просто так намёрз лёд, и его припорошило снегом.
Водила вторично решил набить деду лицо, но, пожалев мокрого Степаныча, он залез в кабину и вытащил оттуда промасленные ватные штаны, телогрейку и валенки в которых ремонтировал машину.
Дед переоделся, выпил водки, нахохлился и сидел как сыч, укутавшись в телогрейку.
Кое-как развернувшись на берегу, самосвал с прицепом вернулся в деревню. Подъехали к одному двору, где старый дед в ватнике и треухе колол дрова.
- Здорово дедуля! Это деревня Лубки? – радостно начал Фёдор.
- Ась? Чаво? – приложив к уху мозолистую ладонь, переспросил старик, внимательно разглядывая незваных гостей.
- Это деревня Лубки, спрашиваю? – переспросил Фёдор.
- Ды неееет, сынок….Деревня Дубки километрах в десяти отсель…А это деревня Мокрогон. Вон туда езжайте, там Дубки – недослышав, ответил дед.
- Ну и названьице у вас. Хотя, да! Похоже! Дедок, а бани у тебя нет часом? – заулыбался Фёдор – А то у нас тут один человек из-за вашего Мокрогона простудиться может.
Дед затопил баню, накормил друзей и дал «свойской» самогонки. Степаныч напарился, как следует, изрядно поддал и остался весьма доволен. Дед дал ему старые, но чистые рубаху, и бельё. Степаныч переоделся, напялил данный шофёром наряд, взял бутыль с самогоном в дорогу, заплатил дедку и самосвал тронулся дальше.
С дорожными указателями и сейчас то не ахти, а тогда и подавно было неважно. К тому же начинало темнеть. Наконец похожая деревня была найдена. Возле магазина старухи в валенках стояли на «сходняке» и лузгали семечки в свете витрины.
- Привет девчёнки! – заорал захмелевший Фёдор из окна грузовика – Это деревня Лубки?
- Дубки, Дубки женишок…Откуда ты такой явился на ночь глядя – ответила одна из «девчёнок», наиболее глуховатая, а другие засмеялись обнажая дёсны с малочисленными разноцветными зубами.
- Из ведомства я, красавицы! Где тут наделы под дачи, а? – продолжал фамильярничать с бабками Фёдор.
Те показали направление, и приятели тронулись дальше. Скоро нашли реку, мостки и дачные наделы. Разгружали самосвал и прицеп уже при свете фар, сваливая фонарные столбы как попало в снег.
- Ну всё…управились кажись! Пойдём Федя «согреемся»»- сказал дед залезая в самосвал. Самосвал тронулся в обратный путь и через полчаса, фары машины осветили указатель или вернее сказать стелу с надписью «Московская Область».
Все трое недоумённо переглянулись и водитель дико засмеялся.
- Как так? Это шо ж такое? Это мы куды уехали? – дребезжащим голосом протрубил дед.
Водила сквозь смех произнёс: «Кажись во Владимирскую область зарулили…Вот вы молодцы! Наши участки - наши участки…Лубки-Дубки…Разгружаем!».
- Поворачивай! – заорал дед – Сейчас обратно грузить будем!
- Ага! – издевательским тоном ответил водила – Сейчас! Всё брошу, и буду столбы грузить!
- Федя, скажи ему! Разворачивайся, тебе говорят! Это ты нас завёз, на указатели не смотрел ни хрена! – брызгая слюной орал дед.
- Федя, уйми этого Степаныча, а то я его сейчас в окно выброшу! – злобно прошипел шофёр, которому с лихвой хватило приключений.
- Слушай Степаныч! Ничего с ними за ночь не случится! Завтра сами наймём самосвал и отвезём их куда надо. А Шефу всё объясним, он поймёт! Сейчас темно уже! – резонно заметил Фёдор.
- Да ты что? Растащат их за ночь! Шефу мы шо тогда скажем? – возмущённо сказал дед.
Всё-таки Фёдор уговорил Степаныча ехать в Москву. Всю дорогу водитель подсмеивался над своими спутниками, которые уже не на шутку набрались самогонки и сидели с остекленевшими глазами. Степаныча подвезли к дому, где он жил. Он пьяный, со свёртком своей мокрой одежды в руке, в телогрейке, треухе, ватных штанах и валенках подошёл к подъезду, обнял и поцеловал светящий фонарный столб и проговорил заплетающимся языком: «Знашь чаво, друг? Ты не моргай, не моргай!.. знашь?!.. а я тебя сегодня вёз… ик!» - и с пьяной улыбкой погрозил столбу пальцем.
На следующий день дед с Фёдором шли по коридору ведомства парадным маршем, сделали «напра-во» у приёмной Шефа и застыли перед Гестаповкой в позе №1, глядя друг на друга покрасневшими от пьянки глазами и разя на всю приёмную перегаром.
Шеф оказался знатоком и ценителем Камасутры. Общался он на эту тему с нашими приятелями долго и изощрённо. Пообещал им, что они в ручную будут таскать столбы из Владимирской в Московскую область. Но всё-же пожалел их и не уволил. Хотя через год после этого, Семён Степаныч сам ушёл на пенсию, закатив в отделе знатную пирушку. Когда он покинул порог родного ведомства, многие работники (главным образом подчинённые деда) торжественно запустили из окон воздушные шары и кинулись обниматься друг с другом и целоваться, у многих были слёзы радости на глазах!
- А чего с этими столбами стало-то? - спросил я как-то Фёдора, когда мы сидели у его дачного домика, на лавочке.
- Со столбами-то? А кто ж его знает? – задумчиво ответил Фёдор, глядя в ночное небо на Млечный путь.
На миг мне показалось, что хитросплетения светил в этой далёкой от нас космической туманности выстроились в форме четырёх букв СССР и тут-же исчезли в галактических далях…
Вот такая большая была у нас страна.

Черепахины.

Есть у меня такая штука – аллергия называется. На кошечек там, собачек
мохнатых и не очень. В общем дома живность держать могу только
ободранной и в холодильнике. А зверюшку то хочецца. Ну что делать?
Решили завести кого нить без шерсти. Например что нить водоплавающее,
но только не рыбок. Они ведь такие бездушные! – выразила свое
отношение жена. Ага! Как будто то, что мы в итоге купили оказалось
очень душевное!
Ну лана, обо всем по порядку.

И пошли они на птичий рынок. И пришли они на него. И офигели от обилия
живности.
Пока я гулял по рынку, от всех этих лохматых братьев меньших, сопли
текли так что я не успевал платки отжимать.

Наконец мы дошли до рядов с ихтиандрами.

Фигасе! – вырвалось у меня при виде разнообразия рептилий. Там было
несколько рядов с аквариумами, и в каждом кто нибудь ползал, плавал,
прыгал, жрал и спал.

Ну, и кого самого душевного ты тут присмотрела? – обратился я к супруге
после часа хождения по рядам - вот, смотри, тортилы плавают. Может их?
А че, прикольные зверюги, и жрут наверно нечасто и немного.
(впоследствии я им покупал говядину на рынке, и жрали они как гости на
свадьбе)

- Ну давай, согласилась жена. На обратном пути мы совершенно случайно
прикупили несколько розовых лягушек, тройку тритонов и разнообразных
улиток. И стайку гупий. (это такие маленькие рыбки) Ну и естественно
набрали литературы по уходу за этими тварями.

Весь вечер и пол ночи я как идиот смотрел на аквариум и читал мануалы
по эксплуатации этих шустрых девайсов. Жизнь в аквариуме бурлила. Все
жрали, плавали и кто мог грелись на плотике под лампой.

В три часа ночи я лег спать, намериваясь весь следующий день посвятить
изучению прикольных земноводных.

На утро меня ждал удар!

На поверхности воды плавала лягушачья рука. Естественно одной розовой
лягушки не хватало. Из за стекла на меня хитро пялились тритоны, а
черепахи как ниче и не видели продолжали карабкаться на плотик
сталкивая друг друга. Ах вы твари плотоядные! – возмутился я. Притащив
тазик я пересадил тритонов в него, предварительно серьезно побеседовав
с каждым глядя им в глаза. Убедившись что тритоны поняли я со
спокойной душой отправился в магазин.

Хитрые тортилы наверно не ожидали, что я так быстро вернусь, и поэтому
не на шутку напугались когда я застал одну из них доедающую последнюю
лягушку. Гады вы! – раз и навсегда определил я их место в этой жизни.

Остаток дня прошел относительно спокойно.

На ночь я выпустил к ним из тазика хищных на вид тритонов.

Утром, выйдя из спальни я сразу понял, что то не то. Уж больно
демонстративно ихтиандры повернулись задами к внешнему миру.

Ни одного тритона в аквариуме не было. Не, ну не козлы ли? –
поинтересовалась жена.

В течение дня эти твари сожрали еще трех гупий.

На следующий день еще несколько.

В течение месяца в аквариуме происходил естественный отбор, зато
оставшиеся рыбки приобрели такую скорость и реакцию, что не то что
сачком поймать, даже взглядом стало трудно проследить за ними.

В последствии черепахи из размеров пятикопеечной монеты выросли в
тортилл намного больше ладони.

Они жрали мясо из рук.

А однажды даже укусили меня за палец. Больно.

Как то приехав с практики, я обнаружил, что родственница отдала моих
тортилл.

Теперь они живут где то в Армении.


Сцобако

Когда я был маленький (хотя сейчас это трудно представить) у нас дома
квартировали всякие животинки. Не одновременно конечно, а так сказать,
одна за другой, по мере их естественной убыли.

Первый был собак. Хотя собаком его назвать, это оскорбить всех ныне
живущих представителей этой разномастной четвероногой братии.
Действительно, как повернется язык назвать идеально белое, пушистое
существо, причем с ярко розовым поросячьим носом – собакой? Да никак.
Тем более его натура больше соответствовала натуре неделю не жравшему
тигру. Злобная в общем была натура. Зато какая внешность! А имя! Это
воплощение красоты и аристократизма носило плебейскую кличку Филя.
Хотя, довольно часто, его звали Сволочь, Гандон и Паскуда. И все из за
непростого характера и анатомической особенности выражающейся в полном
отсутствии такой важной части тела, как мозг..

Филимон был настолько лохматым, что где голова, а где зад определялось
только экспериментальным путем - подношением пельменя. Поднесешь
пельмешек к окончанию этой собаки, а оно разворачивается и ты
понимаешь, пельмешек то ты сначала заднице евоной предложил.

На этом собсно, достоинство его и заканчиваются и начинаются сплошные
недостатки. Например оно кусалось. По поводу и без повода. Хорошо, хоть
в силу своей маленькой пасти оно просто кусалось, а не откусывало, а то
бы я до совершеннолетия был бы на четверть сгрызен. Филя мог, просто
проходя в задумчивости мимо тяпнуть тебя за ногу, только потому, что
ему показалось, что твоя нога отозвалась о нем некорректно. Потом,
своей пустотой вместо мозга он понимал, что накосячил, и рвал когти
куда нить под диван. Там он от волнений и переживаний, удивительно
громко для такой маленькой собачки, вонял и через некоторое время
выползал наружу. Через пару лет диван стал пахнуть Филиными
переживаниями, и мы его выкинули.

Еще он любил любить сидящих за столом. Несмотря на то, что с приходом
гостей мы его запирали в соседней комнате, в которой он сразу по
привычке начинал переживать, еще не разу он не досидел там до конца
вечера. Обычно всегда находился кто нить особо любопытный из гостей,
который просто не мог не сунуть свой нос за закрытую дверь, что бы
посмотреть, кто это там так громко переживает? В итоге хитрый Филимон
белой глистой сквозь приоткрытую дверь скользил по паркету под стол и
там затаивался в засаде. Как правило засаживал он уже минут через пять.
Когда кто нибудь неосмотрительно клал ногу на ногу, Филимон с
похотливым блеском в глазах тут же под столом пристраивался к этой
ноге и давал волю своим инстинктам. Офигевший взгляд счастливчика,
направленный под стол, и судорожное подергивание ногой, с целью
стряхнуть внезапного насильника, указывало, что Филимон влюбился.
Причем несмотря на рост, этот паскудник держался очень цепко, и
зачастую стряхнуть его было ой как не просто. Даже поднесенный к
носу кусочек колбаски не помогал. Эта сволочь не останавливаясь
хватала колбасу и продолжала глумиться над ногою. Жрать и
глумиться, жрать и глумиться.

И вообще, этот брат наш меньший, никого не любил. Не сучек, не кобелей.
Но инстинкты все таки кой какие у него были, поэтому в качестве
сукозаменителя (а кули, жалко все ж собачку!) ему выделили маленькую
подушку, хз откуда появившуюся у нас и валявшуюся до этого лет десять в
кладовке..

Филя всей душой полюбил свою новую подругу. Он ставил ее вертикально и
трахал самозабвенно и с нечеловеческим энтузиазмом, причем любил это
делать посереди коридора. А в коридоре паркет. Скоо-о-ользкий. Он имеет
подушку, подушка скользит по паркету, Филя не останавливаясь скачет на
ней.

Периодически гости сидевшие в зале наблюдали, как скользя по паркету из
коридора в комнату лихо заруливает неистовый Филя, как, пля, седой
Чапаев на коне. Только ура не кричит.

Ладно, закончим про Филю. Умер он от чумки и я сильно переживал. Хоть и
сволочь он был и онанист, но все таки более чем за десять лет мы все
привыкли к его закидонам.

Следующая зверюга появилась у нас через год. Это был карликовый пудель.
Щас скажу как она (сука) была по паспорту и вы поймете, почему ей
придумали более короткое имя. А в паспорте этой серебристой пуделихи
было написано – Арланда Сюр. Забегая вперед скажу, что сюр это был
конкретный, тут с именем производители не ошиблись.

Собачка была ласковая, добрая и нежная. Кусать она не умела, рычала
очень редко и то после этого, видимо осознав как низко она пала, Дуся
виновато улыбалась и лезла под руку.

… Однажды с Севера я привез шкуру волка и повесил ее на кульман. Мимо,
как обычно, опустив голову и грустно повесив свои серые длинные ухи, по
каким то своим делам брела Дуся. Она всегда так ходила. Опустив взгляд
долу и подметая пол ушами. Это был ее многолетний маршрут, по нему она
ночью ходила с закрытыми глазами и знала все наизусть.

И черт ее дернул поднять голову. На расстоянии в пол метра, на нее
жутко скаля сантиметровые клыки, красной пастью скалилась огромная
волчья голова! И это на самом безопасном в квартире маршруте!

Такого душераздирающего крика я больше никогда не слышал. Маленький
пуделек кричал так, что заглушал пролетающие мимо самолеты. Из
крохотной тушки выплескивались такие децибелы, что Кобзон от
зависти давился мацой.

Не переставая кричать Дуся засучила ногами с совершенно дикой
скоростью, и поэтому минуты две буксовала на месте. Наконец ножки
зацепились за пол и ошарашенная Дуся, сшибая все на своем пути
понеслась на кухню. И там сидела. Два дня.

Потом, в последствии, когда Дуська немного попривыкла к лежащему без
движению волку, и начала хоть и косясь на него с опаской, но все таки
проходить мимо, я одевал эту шкуру на себя, и ползал по квартире за
Дусей, чем доводил бедную скотинку до истерики.

…А как то раз на даче она долго пританцовывала на краю небольшой, но
наполненной водой канавой, собираясь перепрыгнуть через нее. То отбежит
от берега, то кинется к берегу и вот-вот перепрыгнет. Но на самом
берегу тормозила и опять выбирала маршрут прыжка. И наконец выбрала.
Как водится у Дуси, из кучи вариантов она выбрала самый неудачный.

Серебристая тушка лихо оттолкнулась от берега, на секунду зависла над
серединой канавы и с тихим всплеском шлепнулась прямо в середину. На
поверхности остались плавать только два длинных уха.

Когда я вытащил ее из воды, она ничуть не удивилась да и испуганной она
не выглядела.

И вообще, к старости Дуся помнила все свои маршруты, что твой Жак
Кусто. По даче и квартире, помнит где что стоит, где надо повернуть
направо, где налево. И поэтому нередко совершала свои вояжи по
памяти, не глядя на дорогу.

В этот раз, собираясь запрыгнуть на скамейку она четко знала, где
оттолкнуться, куда приземлиться. Только она как то не рассчитывала, что
матушка поставит на скамейке эмалированный тазик. Я ж и говорю,
рассеянная Дуська стала.

Разгон…Толчок… Дуся головой вперед летит в сторону скамейки…Уже
сгруппировалась для приземления, подобрала лапки…

БАМмммм, с точностью снайперской пули влетает головой в тазик. Звук
такой, будто в церкви в колокол ударили. Тушка шлепается на землю,
встает, отряхивается и уже напрочь забыв, что хотела, скачет на
крыльцо. Естественно опять по памяти.


Есчо про Филю.

Жила-была одна собака. Конечно сволочь она была еще та, никого не
любила, ласки не признавала и была на редкость злобным существом.

Как в такой доброй семье как наша, могло вырасти такое?! Но что
выросло, то выросло. Когда они было щенком, его назвали Филя. Филя
обещал вырасти в прекрасную по своей красоте и характеру собачку.
А выросло…

А выросло нечто в полностью белую как снег, лохматую как мамонт и что
удивительно с розовым носом собаку. Болонку. Нет, ему слово болонка не
подходило. Вот болон - это будет правильно. Шерсть свисая на морду
закрывала вечно злобные глазки, а пушистый белый хвост служил для того,
что бы периодически из под него, что то выпадало на ковер.

Но и у этой скотины были слабые места. Он до умопомрачения любил
семечки и пельмени. Иногда со стола ему перепадало несколько
деликатесов, и тогда его глазенки становились добрыми-добрыми,
насколько это возможно у вурдалака.

Периодически наступали трудные для нас и крайне тревожные для Филимона
моменты. Он рос, начинал пованивать и обрастать шерстью. И тогда
принималось решение – мыть и стричь! К этому событию готовились
заранее, потому как глупое но необычайно хитрое животное чуяло приход
по его душу песца и мгновенно пряталось под диван.

Так было и в этот раз. Где то мы слошили и Филимон, жопой почуяв
приближение нехорошего сквозанул под диван.

Фиииляааа, ласково запел я под диван, иди сюда Филимоша... Ага, у
Филимоши хоть мозги и отсутствовали как класс, но инстинкты были
развиты как у Стивена Сегала. Поэтому на мои позывные оттуда
доносился только животный рык.

Ну не хочешь так, сделаем по другому. Я пошел на кухню, взял пельмень и
вернулся назад.

Из под дивана послышался стон окруженного партизана у которого и пули
то последней не осталось.

- Филенька, пельмешек на! Я показал под диван чудный, благоухающий
пельмень надеясь что инстинкты выгонят кровопийцу наружу.

Из под дивана раздался захлебывающийся в слюне рык и жалобный стон.
Видно Филя вспомнил как пару раз его вот таким образом выманили наружу
и подстригли как последнего лоха. Короче инстинкт самосохранения
оказался сильнее чувства голода.

Вобщем животина по хорошему отказывалась выходить из укрытия дабы как
все приличные собаки принять ванну и быть остриженным умелыми
матушкиными руками.

- Филя! – сказал я ему строго – я пошел за шваброй. Их под дивана
раздалось яростное рррррр, и нестриженные когти заскребли по паркету
вдавливая лохматое тело глубже в угол.

Швабра, это был последний способ вынуть Филимона на свет божий. Это
знали все, а лучше всех это знал сам Филимон. Поэтому запустив когти в
щелки паркета он ждал развязки, втайне надеясь что вот в это то раз у
нас ничего не получится.

Иди сюда, собачка этакая – проговорил я осторожно запуская швабру под
диван. «Собачка этакая» страшно зарычала и вцепилась в швабру.
Перебирая древко я попытался вынуть эту тварь наружу пока она
вцепилась зубами в швабру, но она сообразив на пол пути, что
происходит что то не то бросила инструмент и опять закогтилась в
своем углу.

Из под дивана завоняло.

- Ах ты, скунс недоделанный – возмутился я и повторил попытку.

- Выйди, собака, выйди – гундел я под диван. Из под дивана слышалось
рычание и летели щепки от швабры. Это маленькая болонка раскладывала
швабру на атомы.
- Ну все, писец – сообщил я Филимону. Рррррррр – прогундел со шваброй
во рту Филя.

ААААААА!!!! – заорал я под диван. Офигев от удивления Филя открыл пасть
и выпустил швабру. Я сделал отвлекающий маневр и пока животное сквозь
заросшую челку пыталось рассмотреть что там делается, я поддел его
шваброй и под истошные вопли Фили поволок его в зал. Этот паразит
упирался чем только мог, но на скользком паркете это было бесполезно. Я
толкал перед собой швабру, которая в свою очередь толкала собаку.
Собака голой жопой скользила по паркету, скребла лапами и отчаянно
материлась.
Волки позорные! – визжал Филимон – не возьмете!!! Зарулив в зал он
увидев матушку и понял – это писец.
А на чеоорной скааамьеее, а на скамьеее паадсудимыыыыых…!! – заверещал
он прощальную песню.

Через час он был помыт, побрит и накормлен пельменями.

Ну гады! – думал Филимон оглядывая уже пустую миску – так за дешево
купили пацана! Иэх!


Йожег

Давным давно, когда я был еще маленьким, а родители уже большими,
поехали мы на море. Сняли домик почти на берегу, обжились, обкупались…

Где то в середине сезона, темным шашлычным вечером к нам пришел еж.
Самый обыкновенный, с черно-серыми колючками, любопытным лицом и
нестриженными ногтями. Посмотрел он на нас грустными глазами и сел
жрать… Жрал он так грустно, что нетрезвые сердца взрослых растаяли от
умиления и проблема с жилплощадью, если таковая и была у ежа, решилась
моментально.

А маленький наворачивал как мясорубка какую то вкусность и о постигшей
его радости и не догадывался. Мы кстати тоже.

…Теоомнааая нооочь, только ежик пыхтииит под столооом… О, как он
пыхтел!
Невозможно представить, как из такого маленького рта или еще откуда
может исходить такое пыхтение. Но это были еще цветочки. Попыхтев
немного, еж пошел. Шел он сцуко, как лошадь Буденного на параде.
Маленькие лапки грохотали по деревянному полу аж дом содрогался
Родители, принявшие накануне, крепко спали, оставив меня в одиночестве
догадываться, куда там еж в темноте пошел.

А эта колючая скотина все шла и шла. Причем, судя по звукам, шел он
иноходью иногда переходящей в галоп. Цокот ежинных копыт в темноте
перемещался в комнате по диагонали. То ли ежу было совсем похрен на
препятствия, то ли прибор ночного видения у него сломался, то ли по
натуре он был целеустремленным животным, но шел он напрямик.

Сумка на пути? Похрен! Сбив ее еж попер дальше. Что там еще? Полочка?
Туда же ее! Грохот упавшей полочки для обуви нимало не смутил ежа,
поскольку бодрое цоканье не на секунду не сбилось с ритма.

Дойдя до противоположного угла еж затих. Наверно задумался. Ну, это я
так подумал, а на самом деле он просто выбирал площадку.

Уверенный, что колючая скотина завершила свой вояж, я прикрыл
глаза…Задремал…

ТЫГЫДЫМ- ТЫГЫДЫМ- ТЫГЫДЫМ - раздались его осторожные шаги в обратном
направлении. Я свечкой вознесся над кроватью пристально вглядываясь в
темноту. Где то там, в черной ночи, одинокий ежик с грохотом, что
метропоезд, несся в свой угол.

В эту ночь я так и не уснул. Еж до утра накатывал себе лыжню из угла в
угол, солируя тяжелым сопением и сопровождая звуками копыт взбесившейся
лошади.

…Под утро я забылся сном уставшего ветеринара принимавшего роды у
слонихи.

- Млять! – я изобразив привычную фигуру свечки, вскочил в кровати.
– Какого черта?! Где коробка?! - возмущался батя. Тут вчера вечером
стояла коробка с яблоками!

«Там, где вчера стояла коробка» теперь валялись обрывки картона
вперемешку с ежикиным дерьмом. Сам яблочки, аккуратной кучкой лежали в
противоположном углу комнаты, явно подготовленные к дальнейшей
экспроприации. Из за этой кучи на нас, как загнанный в западню леопард,
щерился еж.


Сцобако унд котег

Здоровенная московская сторожевая и кот жили душа в душу. Пес
периодически своим лопатообразным языком вылизывал кота до такой
степени, что домой тот приходит весь мокрый и с ирокезом торчащим в
небо. Когда кот находился в доме, пес терпеливо ждал его за дверью,
потому, что в дом ему входить запрещалось.

Как только кот осторожно выходил на улицу, пес радовался, неуклюже
прыгал вокруг и опять наводил ирокез котику.

Взаимную любовь подкреплял холодильник, который стоял под металлическим
навесом и в котором хранилось мясо для животинок. При открывании
старенький холодильник скрипел дверцей и кот наперегонки с псом бежали
к нему, садились рядышком и ждали, когда хозяин накормит их вкусненьким.

Много много лет эта традиция оставалось неизменной, но однажды хозяина
два дня не было дома, и четвероногие обитатели дачи сильно
проголодались. Они сидели у забора навострив ушки в ожидании услышать
знакомые хозяйские шаги, после которых обязательно должен был
последовать долгожданный скрип дверцы их холодильника.

Целый день они сидели рядышком, огромная московская сторожевая и
беспородный котик, изредка переглядываясь и тяжело вздыхая. Они
понимали друг друга без слов.

И вот раздались долгожданные шаги, щелкнул замок и отворилась калитка.
Кот и пес традиционно, как сотни раз до этого кинулись к холодильнику и
сели рядышком.
Огромная собака и маленький котик.

Как сотни раз до этого скрипнула дверца холодильника, хозяин протянул
кусок мяса собаке, держа в другой руке мясо для котика. Котик вытянул
шейку ловя вкснющий запах мяса, представляя как он сейчас будет его
есть. Ммммм, какой изумительно пахнет мясо, которое хозяин дает псу.
Мое наверно пахнет так же! Котик еще чуть чуть вытянул шейку ловя
аромат еды, еще чуть чуть подвинулся в сторону собачьей порции…

Пес так и не понял, что произошло. Инстинкты, сидевшие в нем сработали
намного быстрее мысли…

Резкий поворот головы, щелканье клыков, и переломанный пополам котик
тихо лег возле так и не попробованного мяса.

Пес минуту соображал что случилось, все еще не веря в произошедшее
трогал лохматой лапой мертвого кота и тихо поскуливал.

Потом, не тронув еду он тихо пошел к себе в вольер и лег свернувшись
калачиком.

Через несколько дней он умер.


Опять сцобако

Водитель подобрал на дороге сбитую собачку. Живую, но не ходячую. То ли
травма какая, то ли шок, непонятно. Но не ходит. Показал ветеринару,
вроде переломов нет, а ноги все равно не работают.

Лежит псинка молча, кушает нехотя. Остренький носик уткнет в лапки и
смотрит так из под бровей, жалобно-жалобно.

Он ей в гараже подстилку соорудил, миску с едой рядом поставил. В
туалет на улицу регулярно выносил на руках.

Вынесет, поставит на лапы, она покачиваясь сделает свои дела, он ее
обратно в гараж на теплую подстилочку.

Утро начиналась с рассказа о здоровье собаки. Как поела, как
посмотрела... Каждый день жаловался мне, переживал, что животинка
покалеченная не ходит. Всю неделю.

Вчера забыл закрыть гараж, спохватился часа через три, поехал
закрывать.

Подходит, открывает калитку, тихонько, что бы не разбудить больную,
проникает в гараж. Раненая, беспомощная и почти парализованная собачка
аццким вихрем носится по гаражу гоняя какую то тряпку по полу.

Вы видели как собаки удивляются? Отвисшая челюсть, глаза-блюдца это
нифига не метафоры.
Увидала его, секунду стояла отвесив челюсть, потом ноги резко
подкосились, тело плюхнулось на пол и с тихим писком, подгребая
передними лапами, поползло к своей подстилки волоча задние ноги.

P.S. Да-а-а... Много забавной и хитрой живности заводим мы в течение
жизни - собачки, кошечки, женщины, хомячки..


И исчо собак.

Люди особи глупые, непродуманные и стремительны в части принятия
нелогичных решений.

Намедни захожу в подъезд, голодный, как медведь после спячки, перед
глазами огромная лохань с борщом и тазик с пельменями. Подхожу к лифту.

Надо сказать, что лифт у нас существо особенное, своенравное и
независимое. Хочет едет, хочет не едет. Двери то откроются, то нет.
Автоматика открывания дверей, если в них что то застряло, не работает.
В общем артакцион.

Захожу в лифт, нажимаю кнопку своего этажа. Жду. Лифт тоже что то ждет.
Я молчу. Лифт тоже.

- Нну, суко, поехали уже – попросил я его кулаком по стенке.

Лифт вышел их анабиоза, что то в нем щелкнуло, пискнуло и двери начали
закрываться.

В этот момент слышу топот бегущего кого-то, старающегося успеть на
последний уходящий лифт. Прикинул – не успеет. Топот далеко, а двери
уже наполовину закрылись.

Вот тут то я и ошибся. Бегущий человек был да, далеко. А вот его
здоровенное, лохматое сцобако бежало тихо, но шустро.

Двери уже почти закрылись, когда глупое животное с разбегу попыталось
втиснуццо между закрывающихся створок.

Шлеппп… - тихонько сомкнулись двери на подмышках Бобика. Бобик, или как
там его, выразил глазами нечеловеческое изумление, потом попытался дать
задний ход, зашкрябал нестриженными когтями по полу и навонял как тыща
протухших селедок.

Куиньки там… Дверь держала крепко.

Собак поняв, что добром оттуда не выбраца зарычал и как то нехорошо
посмотрел на меня.

Я на всякий случай отошел в дальний угол и сказал ему, что я тут не при
чем.

Но Бобик имел особое мнение на этот счет. Поняв, что задним ходом ему
не светит, эта сволочь глядя мне в глаза, рыча и клацая зубьями начала
прорываться вперед. То есть ко мне.

То, что Боб назначил меня крайним, читалось в его искрившихся добротой
глазах.

- Э-э-эээ…Ты эта…Я тут не при делах, в натуре! – я попытался по
лоховски отмазацца.

Боб разинул пасть еще сильнее и с удвоенной энергией заскреб ногтями по
полу. При этом телом он выделывал такое кренделя, будто его мама
согрешила с удавом, в результате чего и получилось это недоразумение,
которое в данный момент рвалось в тесную кабинку лифта.

- Ааа! Вот ты где! – раздался радостно-пьяненький голос со стороны жопы
собакина. А я тебе говорил, не беги впереди меня удод лохматый!!!

- А это Ваша соб… - попытался я прояснить обстановку а заодно и
спрогнозировать свою дальнейшую судьбу.

- Ага! Моя!! – радостно заржал мужик и в подтверждении своих слов с
ходу заряжает пинка в лохматую задницу. Изумленно чавкнув подхвостьем
лохматое нечто, как из катапульты, влетает в лифт.

Двери закрываются. Лифт трогается.

Я остался жив.


Котег

Знакомые давно жаловались, что кто то из теплицы ихней помидоры ворует.
Главное огурцы и прочую гадость не трогает, а вот помидоры, сволочь,
тащит.

Ни записки с обещаниями различных экзекуций, не запирание калитки,
ничего не помогало. Будто Бетмен какой по ночам прилетал и тырил
помидоры.

... Подозрение пало на соседей...

В выходные приезжаем вместе с ними к ним на дачу. Заходим и прямиком
направляемся к теплице. Вот смотри, наверно опять, сосед-скотина,
помидоры все поворовал! - накручивает себя знакомый - вот поймаю,
похороню прямо на грядках!

Гляди - он театральным жестом распахивает дверь в теплицу, пропуская
меня первым.
Захожу, смотрю на помидорные кусты.

А в них, в этих помидорных зарослях сидит кот, который по видимому не
успел убежать и только глазами так хлоп-хлоп. И не просто сидит, а
видимо мы зашли в самый кульминационный момент украдания овоща, потому
как котейко, пытаясь закосить под зеленый куст, сидел на жопе без
движения, наполовину прикусив помидор. Пасть разинута, слюна течет, а
пошевелиться боится, что бы, значит, не обнаружить себя. Прям, сц,
коммандос во Вьетнамских джунглях.

И смотрит так мне в глаза, типа, браза, не выдавай меня ворогам. И
глазами опять так, хлоп-хлоп.

... Не выдал я засранца... Рука не поднялась...


Попугайчег

Подарили мне волнистого попугайчика. Назвали мы его НеСриНаШторы. Не,
ессно не так. Уже не помню, но то ли Гоша, то ли Кеша. Короче
стандартное попугаичье погоняло.

Попугай по всей видимости был старый, с огромным тюремным опытом и
установившейся жизненной позицией. Эта позиция выражалась в полном
отсутствии интереса к окружающим людям и к своим прямым обязанностям.
Он обожал проводить время в углу клетки на жердочке, прикрыв глаза и
гадя во сне. Иногда он спускался, клевал разные деликатесные зерна, пил
из специальной стеклянной поилочке и снова забирался на свою вторую
полку, спать и гадить.

На колокольчик, весящий перед его клювастой мордой, он не обращал
никакого внимания. На бегательный барабан - тоже. Потом я узнал, что
бегательный барабан, это для хомячков, и деинсталлировал сей девайс из
попугайного пищеблока.

Так проходили дни. ГошаКеша спал, срал и пил. Иногда приоритеты
менялись, и он сначала пил, потом все остальное. Вот и все разнообразие
в его жизни.

Хотя нет, было еще одно. Это носило характер скорее хобби, а может
КешаГоша так развлекался.

Когда портреты вождей напечатанные крупным планом на газетке, которая
лежала на дне клетке, скрывались под толстым слоем птичьего дерьма, то
наступало время менять газету на более свежую прессу.

Газетка осторожно, что бы не оборонить ни крупинки, вынималась из
клетки, КешаГоша задумчиво приоткрывал один глаз и c философским
выражение лица поносил на непокрытое дно. И так постоянно. Стоило
только газете покинуть клетку, как приоткрывался глаз и зловещая
порция помета шлепалась на чистое дно клетки.
Больше КешуГошу в этой жизни ничего не интересовало.

Как то раз он ушел из клетки. Долго мы его искали, звали, обещали
(пиз#ели конечно) больше не материть, кормить тока маслинами без
косточек и привести молодую попугаиху и еще много всего приятного, но
ГошаКеша молчал. То ли потому, что был мудрым и уже не верил в Деда
Мороза, то ли уже просто был глухой от старости. Хрен знает.

Но нашли мы его случайно, и то благодаря моим способностям начинающего
Шерлока Холмса. Я во время заметил на спинке дивана непривлекательный
Кешин след. Потом еще один. И еще.

Мальчик-с-пальчик фуев, думал я идя по следам оставленным диарейным
попугаем. Ну точняк. Подняв глаза мы увидели ГошуКешу мирно сидящего на
шторе и как обычно спящего. По цвету он прекрасно гармонировал с
текстилем, поэтому то и был так долго незамечен. Под Гошей, как и
следовало ожидать, устремляясь вниз по шторе, петляя и изгибаясь как
горная речка, виднелась дорожка птицофекалий.

Тут мы поняли две вещи. КешаГоша хоть и далбойоп, но далбойоп хитрый. И
вторую вещь – он может летать. Что я моментально и проверил подкинув
пернатого к потолку.
Такой подляны от жизни Гоша не ожидал! Первый раз в своей жизни он что
то матерно крякнул и судорожно махая крылами устремился на шторину, где
прочно вцепившись когтями и окончательно проснувшись начал изучать
обстановку. Обстановка, по его мнению, была херовой. Со всех сторон к
нему подкрадывался я, и применяя стратегически грамотный прием
растопыренными руками, заставлял дикую птицу смещаться в угол.
В угол Гоша не хотел. Поэтому он семеня когтистыми пальцами
вскарабкался до самой гардины и торжественно насрал на шторину.

Это было высоко.

- Гоша…Иди сюда, дурачок… - ласково позвал я, и шепотом добавил –
…емнутый…
Гоша почуяв подляну попытался забраться еще выше, но выше был уже
потолок в который он и уперся затылком. Теперь он напоминал знаменитых
Титанов поддерживающих крышу.

Лезть за ним не хотелось, и я тряхнул шторину.

Гардины вешал тоже я.

- Да ну вас всех на куй!!! – орал КешаГоша пролетая надо мной,
копошащимся под упавшими шторами. После чего он залетел в клетку и
сделал вид, что спит.

А потом… Потом, некоторое время спустя, в один из дней его старческие
руки не смогли удержать тело на шторе, и он с высоты потолка грохнулся
в ванночку с фиксажем.

Но у него же были крылья… Может это он специально?

©Кобах

«Зачем опять прерии снятся», часть вторая.

Наш стройотряд квартировал на первом этаже школы, в которой шел ремонт, большая часть - в спортивном зале, девчонки – в кабинете домоводства, а наша «ночная бригада», чтобы не мешать остальным, в кабинете труда, где шкафы–стеллажи были выдвинуты на середину для покраски стен, а в углу кучей лежали фанерные автоматы для «Зарницы» и кривые лопаты для чистки снега. Все помещения выходили в общую рекреацию со столом для настольного тенниса. Джон-каскадёр после конкурса политической песни всю дорогу убеждал здоровенного увальня Вовку в пользе рукоблудия, мол, и фантазию развивает, самому такое в голову не придёт, и знакомиться помогает: так подойти страшно, а когда знаешь, что она вытворять умеет, так уже и ничего, и так увлёкся, что не заметил, как налетел на стоящий напротив входа стул с чьими–то висящими на спинке брюками и лежащими на сидении трусами в цветочек. Ругнувшись, Джон вынул из этих штанов ремень, поставил на бок стоящую рядом Славкину раскладушку и связал им переднюю и заднюю ножки, пропустив ремень под брезентовым полотнищем. Этого ему показалось мало, и, навязав на суровой нитке узелков, он уложил её хитрыми петлями между матрасом и простынёй, выведя конец наружу. Затем со скучающим видом уселся за глядящим в окошко Вовкой. За манипуляциями Джона наблюдал стоявший на испачканной мелом классной доске Чебурашка, выжженный на толстой фанере, с огромными ушами и глазами, его полные губы посылали весьма двусмысленный воздушный поцелуй каждому вошедшему.

Славка пришел последним и, увидев, что его стул занят чьей-то одеждой, уселся на свою раскладушку, ремень натянулся, ножки подогнулись, и он оказался жопой на полу. Решив, что это случайность, Славка расправил дужки и снова сел. С тем же результатом. Тогда он решил действовать более осторожно и, восстановив раскладушку, он навис над ней задницей и осторожно присел, да так и остался в позе орла над рухнувшей койкой. Перевернув её он отвязал ремень и выкинул его в открытое окно, что не вызвало у внимательно наблюдавших за этим зрителей никакой реакции, так как ремень был неизвестно чей. Немного посидев, Славка разделся, взял книжку и полез под одеяло. Джон начал понемногу вытягивать веревку с узелками. Сначала Славка как-то беспокойно заворочался, потом начал чесаться. Затем резко встал и, задрав одеяло, стал рассматривать простыню.

- Наверно, ты от Галки мандавошек подцепил, помнишь, ходил к ней, когда у тебя живот болел? –участливо предположил Джон. Галка была отрядная врачиха и её никто не любил. Злые языки поговаривали, что в её градуснике вместо ртути - кусок проволоки, ровно на 36,6, потому, что получить у неё освобождение от работы было нереально. Славка никак не прореагировал на заботливые слова и снова улёгся. Джон опять потянул за нитку. Славка вскочил и начал рукой отряхивать простыню, снова лег, теперь уже лицом к стене. Нитка у Джона кончилась, и когда все было решили, что "Finita la comedia" , фанера с блудливым Чебурашкой свалилась с классной доски прямо бедолаге на башку. Так как этого никто не ожидал, то давно сдерживаемый смех рёвом вырвался наружу, взбешенный Славка схватил Чебурашку и с размаху, плашмя огрел по спине ни в чем не повинного Вовку. Офигевший Вован сграбастал Славку и «полилась бы чья-то кровь» если бы не крик Аркана: «Ребята, а это что такое? Посмотрите-ка…!»

Славка, вырвавшись из могучих объятий Вована, остался на месте, остальные подошли на крик.
- Что же это делается?! - театрально заламывал руки Аркаха, - мы там за Луиса Карвалана с Анжелой Девис глотки рвём, после работы в песни протеста поём, а он тут харю давит, да ещё в моей кровати!
В самом деле, в Аркановой койке лежал на спине, держа в руках книжку, Колька по кличке Кока, при этом он крепко спал и улыбался. Его не разбудил ни наш хохот, ни Аркашины вопли. Про Коку нужно сказать отдельно, если бы тогда кто читал Толкина, то была бы у Кольки совсем другая кличка: Балин, Бомбур или какой-нибудь Гимли, так как был он очень невысок, коренаст, с высоким лбом, курчавыми волосами и бакенбардами, переходящими в бороду. Он был старше многих в отряде, отслужил в армии (даже получил сержантские лычки) и в институт попал после подготовительного факультета по рабочему направлению. Хотя, по характеру он больше был похож на хоббита: доброжелательный, трудолюбивый, всегда готовый прийти на помощь, по-моему, он был из народов крайнего севера, но могу и ошибиться. Даже дюймовочка–блондинка Таня, за которой он трогательно ухаживал, при всей своей миниатюрности, была на полголовы выше его. Бригада сгрудилась вокруг спящего, все взгляды были устремлены на предательски вздымающуюся над ним простыню.

- Странная штука жисть, одним доской по ебалу, а другим Эммануэль с доставкой на дом показывают – философски произнёс Вован.

- Нужно ребят из спортзала позвать, пусть посмотрят, чем тут наш любимчик занимается, заявил Джон с присущей ему заботой о ближних, и девчонок позвать, пусть тоже посмотрят.

- А чего звать, пошли сами к ним отнесём, и, подхватив раскладушку с Колькой, потащили его к двери. По дороге кто-то вынул у Кольки книжку и вставил ему в руки огарок свечки. У ребят из спортзала заводилой был Костя-Диабет (по названию группы , где он был солистом), сразу принявшим руководство на себя.
- Так, аккуратненько ставим на теннисный стол, тащи сюда фикусы, один справа, другой слева, ставь на тумбочку Чебурашкину нерукотворную икону (тут же зажёг перед ней спиртовку из кабинета химии). Вы двое, быстро надели дорожные жилеты, строительные каски, взяли из угла автоматы и встали в изголовье.

Сам он, на минуту исчезнув в туалете, где уборщица хранила свой инвентарь, появился в чёрном халате, подшлемнике с меловым крестом на лбу и с консервной банкой на веревке, в которой дымилась вата. В руке он держал швабру, пробитую вниз по палке, так что получилось что-то вроде епископского жезла. За ним шел Джон-каскадёр с малярной кистью и ведром с водой. Между фикусами натянули веревку и повесили на неё взятые из тумбочки комиссара презервативы. Сия аллегория должна была означать, что усопшего вусмерть заебала работа. Вован по собственной инициативе облачился в плащ–палатку с капюшоном и, подпоясавшись веревкой, стал похож на странствующего монаха. Ему в помощь Колька дал двух бойцов, пожертвовав одному из них свой жезл, а другому дал деревянную лопату для снега, к которой кнопками приколол портрет то ли Дарвина, то ли Линея с траурной каймой, которую сам нарисовал углем, заодно велел использовать лопату как опахало, что бы Вовке было не жарко. Решив, что предварительная подготовка закончена, пошли звать девчонок. Они стайкой выпорхнули из двери и подошли к столу: «Ой, что это тут у вас? – Ой, а кто это? - Ой, а что это с ним? – Ой, а что это у него?»

На все вопросы Колька отвечал неторопливо, по очереди, на поповский протяжный лад, размахивая своим кадилом:
-Это у нас панихида по усопшему.
– Зовут его раб божий Кока.
– Усоп он от непосильной работы, коей нас здесь мучат, а так же от невоздержанной жизни.
– Это у него хуй!

Последний ответ дамам явно не понравился и, с возмущенным визгом, они удрали к себе в комнату, однако скоро вышли обратно, закутанные в простыни, и, выстроившись вдоль стенки, стали горестно рыдать: «На кого ж ты нас покинул, касатик, как же мы без тебя будем». Сцена очень походила на «Белое солнце пустыни», когда Абдула решил кончать своих жен, если бы не смешки, которые девчонки издавали глядя на покойника.

Итак, диспозиция была следующая: посреди рекреации на теннисном столе стояла раскладушка с покойным, рядом с ним на тумбочке - фанера с Чебурашкой и спиртовой лампадой, в изголовье - почётный караул автоматчиков, справа - монах в капюшоне с требником в руках (а, точнее, с книжкой стихов Пушкина на комяцком языке) в сопровождении держателя жезла и опахальщика. Слева – Костик с кадилом и Джон с помойным ведром и малярной кистью, которой он щедро кропил всех собравшихся. Под раскладушку кто-то поставил белые кеды усопшего.

- Итак, помер раб Божий Кока, - торжественно провозгласил Костик и далее, слегка изменив ежевечернюю процедуру прощания с прошедшим днем, добавил, - да и хуй-то с ним!
- Хуй, хуй, хуй, - следуя непреложному ритуалу, торжественно произнесли бойцы.

Вова открыл книжку и низким басом начал читать отходную :
- Дыр, гыр, быр,
елчердыр!...
Невозможно было понять, о чем были стихи Нашего Всего, то ли про старушку, с которой он так любил выпить, а может и про царя Салтана, но впечатление они производили мощное. В конце молитвы Вован согнулся в поясном поклоне, то же повторил стоящий за ним боец со шваброй, нехило приложившись этой самой шваброй по Вовкиной спине. Вовка резко выпрямился и треснулся репой об лопату с Дарвиным, которой его услужливо обмахивали. Дабы избежать очередного конфликта Костик опять взял инициативу на себя:
- Последней мыслью покойного на земле была (тут он замешкался и, не найдя нужного слова, просто показал рукой на торчавший под простыней стояк), э… …при этом он велел всем нам (Колька сделал руками жест, как будто лепит невидимый снежок), а .., во! Плодиться и размножаться! – произнёс он с облегчением. Как бы в подтверждение его слов, в школьный двор, куда выходили открытые окна рекреации, забежали две дворового вида собачки, воровато оглядевшись по сторонам и решив, что тут им никто не помешает, одна влезла на другую и начала хорошенько наяривть. Мужики одобрительно загукали, дамы возмущенно запищали, а воодушевлённый успехом своей проповеди Колька тут же добавил:
- Душа покинула бренное тело, но пребывает с нами, показывая нам верный путь!
Тут, ко всеобщему изумлению, собачки совершили рокировку: нижняя собачка оказалась сверху и так же бойко стала обхаживать бывшую верхнюю. По рядам мужиков пронесся возмущенный ропот, зато дамы очень обрадовались и тут же заявили, что если это именно то, что завещал нам Колька, то они ничего против не имеют, так как к ним это совершенно не относится, разве что в следующем году они запишутся в другой стройотряд, с нормальными ребятами. Даже Вован из-под капюшона философски заметил, что, похоже, покойный был не так прост, как нам всем казалось. Тут кто-то не выдержал и запустил кединой в нетрадиционных собачек, промазал, и они, от греха подальше, лениво затрусили со двора.

То ли от удушливой вони горелой ваты, то ли от поднявшегося галдежа, но, преждевременно покинувшая тело душа, решила вернуться. Покойный вобрал воздух, сморщил лицо и, громко чихнув, резко сел на раскладушке, как паночка в гробу.

«Чудо, чудо!» - заголосил было Костик, но Кока, не понимая где он находится и что происходит, попытался восстать из домовины. Высунув ногу и не найдя опоры (раскладушка стояла на столе) он как жаба вывалился на пол, тут же вскочил, выхватил у стоявшего рядом бойца швабру, огрел её в очередной скрючившегося от смеха Вовку и помчался в кабинет труда. Оттуда он вышел, поддерживая руками штаны:
- Куда, сволочи, ремень дели?
- Его Славка в окно выкинул, - услужливо сообщил Джон, забыв сказать, что сам этот ремень вынул, - а кедина твоя, вон, во дворе валяется.
- Сейчас вернусь и серьёзно поговорим, - пообещалновоявленный Лазарь, направляясь к выходу, но в этот момент за окном раздались автомобильные гудки, прибыла «вечерняя лошадь» и мы отправились на работу.
( афтырь благодарит коллег из КК за редакторскую работу)

В детстве все мечтали поскорее стать взрослыми. И найти себе
увлекательную работу. Мальчики бредили космосом или на худой конец
просто синим небом, девочки старательно подчеркивая свои материнские
инстинкты, играли в «дочки-матери», то есть работать в светлом будущем
вовсе даже не думали, ну или врачихами там, учительницами. Была, правда,
у меня знакомая, Светочка, она мечтала стать крановщицей. Но это
исключение. К тому же Света вскоре попала под поезд и натурально
потеряла ногу. А без ноги в крановщицы не принимают.

Ну, в общем, хотели мы все стать летчиками, космонавтами, моряками.
Героями хотели быть. Время тогда такое было. Благородное и героическое.
Должен признаться, что лично мне с детства не везло с героическими
профессиями. Кем бы я не желал стать, обязательно появлялись
непреодолимые препятствия и прочие всякие разные пиздецы. А начиналось
все с неба.
Посмотрел я в глубоком энурезно-менингитном детстве кинофильм «В бой
идут одни старики» и решил, что всенепременно стану самым шустрым и
бесстрашным пилотом. Недели две я носился, растопырив руки-крылья.
Подзаебал все свое многочисленное семейство. Вдобавок, я повадился
совершать тараны, как героический летчик Талалихин. В результате чего,
на моем лбу появились боевые отметины. Равно как и на жопе, потому как
папа был хоть и героической личностью, но к небу равнодушным. Зато он
очень распереживался, когда я протаранил шкаф с хрустальными реликвиями.
Но, несмотря на гонения со стороны взрослых, мои полеты продолжались. За
неделю я уничтожил, преимущественно таранным способом, шкаф с хрусталем,
телефонную стойку в прихожей с самим аппаратом, три горшка с домашними
растениями. Хуле: скорость высокая, маневренность слабая. Вот и врезался
во все что можно, и пиздюлей от отца получал, только тягу к небу ремнем
не перешибешь.

Поняв, что самостоятельно справиться с моей летной страстью им не
удастся, родители определили меня в детский сад с пятидневным режимом.
Типа в понедельник сдают, в пятницу забирают. Не знаю, есть ли сейчас
такие заведения. В детском саду быстро выяснилось, что все парни нашей
группы тоже смотрели замечательные фильмы про отважных летчиков, и
потому вскоре начался охуенный патриотический пиздец. Мы все
объединились в эскадрилью Нормандия Неман. Даже Гоша Кульман, который
вообще то обычно играл больного ребенка при игре в дочки матери,
неожиданно стал пикирующим бомбардировщиком. Немного потренировавшись на
девочках из своей группы, на следующий день мы подвергли жесточайшей
ковровой бомбардировке весь сад. Стаей злобных карликов мы носились по
территории с растопыренными руками, подвывая и кидаясь камушками во все
встречное, включая окна и воспитателей.
Наверное, это был единственный случай массовых беспорядков в дошкольных
учреждениях. Нас даже хотели расформировать и раскидать по разным
группам. Не раскидали, потому как запретить, вот так вот запросто,
сражаться с фашистами, в советском детсадике было сложно, если не
сказать опасно. Могли вполне придти ответственные товарищи и спросить у
воспитателей строго, какого хуя они препятствуют патриотическому
воспитанию у детишек. Поэтому полеты не отменили, но запретили совершать
тараны, а также летать во время тихого часа и ночью.

Но для меня скоро все закончилось. Причем самым наигнуснейшим образом.
Поехали мы всей семьей на экскурсию в телецентр. На предмет порезвиться
на Останкинской телебашне и пожрать в ресторане «Седьмое небо». Это был
в советское время такой ресторан. Прямо в башне этой и находился и вроде
даже, как крутился. Только это конечно, пиздеж – не мог он крутиться,
это же не карусель детская, чтобы крутиться. Он бы, скорее всего ебнулся
на землю вместе с башней. А этого допускать никак было нельзя, потому
как башня эта была самой высокой и пиздатой башней на свете. Гораздо
пиздатей и выше, чем все эти сраные небоскребы в Нью-Йорке, даже если их
друг на друга поставить. Эта башня – символ могущества советского
народа. И не хуй ей было крутиться, как шлюхе помоечной.

Ну, в общем, пожрали в ресторане в этом. Еда, к слову, так себе была. Не
сказать, чтобы говно полное, но и не шедевр. Мама моя гораздо лучше
готовит. После еды, пошли на смотровую площадку, типа балкончик такой,
откуда всю Москву видать, а при хорошей погоде и море даже в бинокль
зацепить можно. А бинокль я на этот случай взял. Настоящий такой,
военный. Железный весь, окуляры больше моей головы, в него даже
космонавта срущего в ракете разглядеть можно, не то что море.

Только ничего я не увидел. Потому как, выйдя на площадку, заглянул вниз.
Отчего весь мой ресторанный обед ломанулся прочь (вот если бы это были
домашние макароны с мясом, то хуй бы они куда убежали), сам же я
растерянно повтыкал взглядом в окружающих и ебнулся в обморок. Таким вот
не самым приятным практичным способом, у меня обнаружилась боязнь
высоты. Больше я летчиком не мечтал становиться. И придя в понедельник в
садик, я мрачно просидел весь день, созерцая, как остальные маленькие
идиоты утюжат друг друга, со слюнявыми заунывными визгами, которые
должны были означать рокот моторов и звуки горячего боя. Для меня же все
кончилось. Отлетался, блять, сокол.

Придя домой, я даже всплакнул от обиды. Мама это заметила.
- В чем дело, сынок? – спросила она меня, думая, что я опять протаранил
что-нибудь ценное.
- Мама, я никогда не смогу летать! – с трудом сдерживая слезы, прошептал
я.
- Но сыночек, есть масса других, не менее почетных профессий.
- Нету мамочка! Я так хотел стать летчиком и спасти мир от проклятых
фашистов! – тут уж слезы прямо таки хлынули мощным потоком из моих глаз,
перемешиваясь в районе носа с соплями. Мама моя, натура очень тонкая и
сильно переживающая неудачи ее детей, тоже заплакала. При виде плачущей
мамы, не разбираясь в чем дело, но, интуитивно чувствуя, что надо,
захныкала и сестра, которая разбудила брата. Тот зарыдал уже в полной
несознанке, зато громче всех. Если мои слезы – это были слезы отчаяния,
мама плакала от любви к детям, сестра из солидарности, то брат, мелкий
гаденыш, ревел просто так, от не хуй делать. Причем требовательно так.
Вызывающе. В общем, пришел папа. Который реветь не стал, а
поинтересовался, что это за херня в доме творится, которая мешает ему
сосредоточиться в написании научного труда. Мама объяснила, что это не
херня, а ребенок, то есть я, остро чувствует и переживает свою
неполноценность. Папа был мужчиной суровым, но справедливым. К тому же
он не любил небо, точнее был к нему равнодушен, впрочем, я это уже
говорил.
- Ну, это хуйня, сынок, не думай, что быть летчиком это так почетно, -
успокоил меня папа. – Подумаешь, сбрасывать с верху бомбочки! Да это
как на муравьев срать – легче легкого!
- Но папа, они герои! – утирая слезы, прокричал я, от волнения картавя
букву «р».
- Тоже мне герои выискались! Пидарасы они, а не герои. Вот моряки – это
герои. Недаром твой дедушка был моряком в войну. Хочешь, мама тебе
почитает перед сном книжку про моряков?
- Хочу! – я даже плакать перестал от такого резвого оборота событий. По
цепной реакции перестала плакать и сестра, а за ней и брат. Успокоилась
и мама.
Довольный папа, напевая себе под нос: « По морям, блять, по волнам»,
ушел писать свой научный труд, а мама вытащила из шкафа книжку «морская
азбука» и стала нам читать про корабли, про море, про бесстрашных
моряков.

На следующий день, придя в садик, я сдвинул вместе четыре стула, а пятый
поставил сверху. Спиздив из туалета швабру, я уселся верхом на
конструкцию и невозмутимо наблюдал, как кучка идиотов в спущенных
колготках носится по игровой комнате, изображая из себя эскадрильи
истребителей. Как только один из таких козявочных истребителей
приблизился ко мне, я ловко уебал ему шваброй по сопатке с воплем:
- Ты убит! Я тебя подстрелил!
- А ты кто? - изумленно спросил меня подстреленный ас. Остальные тоже
подлетели, уставившись потными хряками в мою сторону.
- Я теперь, - при этом я скорчил неибательски сложную физиономию,
которая должна была обозначать мое тотальное превосходство и полное
бесстрашие, - я теперь линейный корабль «Севастополь»! И у меня очень
мощные пушки и много зениток! Пиздец вам всем, короче.

Поскольку эти имбецилы ничего не поняли, мне пришлось пересказать
содержание вчерашней книги. Естественно я припиздил в три короба, для
более красочной картины. Стоит ли говорить, что уже через полчаса, вся
игровая комната превратилась в море, с кораблями-стульями посредине.
Причем все они были линкорами. Пять носили гордое название
«Севастополь», еще четыре назвались банальной «Авророй». Только близнецы
Федоровы решили воевать на ледоколе «Арктика». В летных же войсках
остался один Гоша Кульман, который вскоре был сбит доблестным линкором,
а потом и отпизжен морским десантом.

Началась новая, морская эра в моей жизни. Кстати, тут надо заметить, что
закончилась она еще плачевнее, чем летная. Но до этого трагического
финала, мы успели потопить немало вражеских судов. Самая успешная
операция – это была ночная атака на фашистскую базу и подрыв военного
склада. В общем, мы опрокинули котел с супом на кухне. После этого нас
всех злостно отпиздили родители и поставили в сухие доки. А потом
наступило лето. И я впервые поехал на море. И вот там то меня и постигла
очередная злостная неудача – я с удивлением обнаружил, что не умею
плавать. Мало того – я и в воду-то не особенно хочу залезать, боязно мне
туда заходить стало. Вдобавок к боязни высоты, у меня выявилась злостная
водобоязнь.

Тут уж я совсем раскис. Хуя себе – летать не могу, по морям ходить, тоже
не могу!
С отчаяния, я даже подумал, что никогда не вырасту. И что так и останусь
сопливым задротом. Так и проходил целую неделю. И только вернувшись
домой, меня снова осенила новая идея.
Я решил, что когда вырасту, то стану пограничной собакой Рекс! А что?
Вполне героическая профессия. Буду гнаться за преступниками, и спасать
всяких мудаков, типа раненых оленей или крестьян заблудившихся в лесу.
Чем дольше я думал об этой идее, тем она мне больше нравилась. Еще бы –
собака, это вам не летчик и не моряк. Надо только шустро бегать и
кусаться. Ну, бегал то я как таракан, а вместо кусания, вполне можно и
переебать врага ногой в челюсть. Радостно лая, я побежал поделиться
своими идеями с мамой и папой. Но те, к великому моему сожалению,
восприняли это совершенно неадекватно. Папа даже рассердился на маму.
Они долго шипели друг на друга.
- Я тебе говорил, что нельзя ребенка после менингита возить на море! Ты
посмотри на него – кретин, бля! Уже собакой стать захотел. А завтра кем
он захочет стать? Почтовым голубем?!
- Не захочет, он высоты боится. Андрюша, - пыталась заступиться за меня
мама, - у мальчика очень развитое воображение. Нельзя с ним так строго.
- Развитое воображение?! Таких развитых знаешь куда помещать надо? Ох,
ужас! Просто ужас! Я так хотел, чтобы мой сыночек захотел стать, как и
его отец, географом, ученым. А он собакой хочет быть! – папа сокрушенно
вздыхал, глядя на меня. Я же, как ни в чем не бывало, сидел рядом,
пытаясь понять, о чем они разговаривают.
Наконец, родители успокоились, и папа спросил, как можно ласковей:
- Сынок, а не хочешь ли ты стать танкистом?
- Танкистом?? – я не знал еще, что такое танки и танкисты, поэтому
слегка прихуел услышав новое слово, - а что такое «танкистом»?
- Танкисты – это самые отважные люди в мире. Они ездят на больших очень
мощных машинах с пушками и стреляют по врагу.
- Но ведь мне, наверное, нельзя? Я боюсь высоты и воды! - спросил я на
всякий случай.
- Да танкам все по хуй! Там ни надо не летать уметь ни плавать. Едешь
себе, да хуячишь во все стороны из пушки. В общем, поедем в музей,
покажу тебе, что такое настоящие, блять, танки!
На следующий выходной мы поехали с папой в музей Вооруженных сил, и я
вдоволь насмотрелся на стальные чудища. Даже умудрился проебать сандалик
внутри КВ.
Новый выбор профессии был определен. Тут уж ничего не могло меня
остановить. Никакие фобии и всякая другая, омрачающая молодую жизнь,
хуйня. Теперь я твердо знал, что стану танкистом!

Начиная с осени, в саду разразилась непрекращающаяся Курская битва,
которая окончилась гибелью двух волнистых попугаев и моим отчислением.
Дома мне вкатили пиздюлей за поведение, но похвалили за настойчивость.

А танкистом я так и не стал. Потому как спустя год после моего
увлечения, мы поехали в Крым и там при посещении одной из пещер,
выяснилось, что у меня клаустрофобия, причем неебических масштабов. Я
даже в метро с тех пор боялся зайти. К героическим профессиям я начал
резко остывать. Еще какое то время мечтал стать бородатым геологом,
потом суровым лесничим. Был период, когда я собирался стать инспектором
милиции, и даже ходил общаться со старым генералом, знакомым бабушки,
который мне рассказывал о героических буднях милиции, при этом каждые
десять минут норовил заснуть, так что мне даже пришлось несколько раз
ебнуть по нему, дабы дослушать увлекательный рассказ.

Но время шло, я взрослел, а вместе со мной взрослели и мои мечты. Скоро
я уже мечтал просто найти несколько тонн золота и ни хуя потом не делать
всю жизнь. Кстати, это желание оказалось самым живучим, я до сих пор
мечтаю об этом.
В результате, как и многие другие, я стал распиздяем и алкашом. Но танки
люблю до сих пор. Чего и вам желаю.

Апории бытия.
В моей жизни есть несколько неразрешимых вопросов(апорий) над которыми я не устаю ломать голову. К примеру-почему в зеркале право с лево меняются местами, а верх с низом нет? Или почему нельзя варить козленка в молоке матери его?[Исход 23:19 и 34:26; Второзаконие 14:21] То есть не то что бы рот наполнялся слюной при мысли о молочновареной козлятине, но хотелось бы знать-почему, собсно? Пронесет? Или козлы ополчатся? Вот в сказке все ясно-не пей из копытца -козленочком станешь. Из танкового трака сушняк не туши-а то будешь глухой и железный. А тут сплошной туман и догадки. Так же, например, мне абсолютно неясно почему родня не придушила меня еще в колыбели.
Я б на их месте не преминул бы .
Один из дядь(Коля зовут) не общается со мной с 6 летнего возраста. Скоро 40 летний юбилей бойкота отмечать будем. Говорит, что не хочет видеть, что из такой паскуды выросло. А оставили то меня на дядю и тетю всего то на недельку…( Читать дальше... )
Дядя был пришлый, то есть приблудный. Тетин(родной) муж. Работал мастером на заводе. Простой русский человек. Любил борщ с пампушками под соточку беленькой на обед. Простительная слабость, за которую его вяло журила тетя. Я решил помочь.Взял и вылил водочку, заменив водицей из под крана. Теперь то я понимаю, что испытывает человек, который, уже занюхал борща, напускал полный рот слюней, налил с устатку рюман, увлажнил очи в предвкушении, тяпнул…а там вода…от сука…Тетя хохотала как защекоченная. Дядьколя плюнул и полез из за стола. Меня это развеселило несказанно и я не остановился на достигнутом. Дядя Коля перешел на портвейн. Рискованное решение. В его отсутствие я поломал недолго голову в поисках жидкости с похожим цветом. Нечто сходное вышло от двух склянок марганцовки и банки зеленки, разболтанной в воде. Дядя накатил стакан и продезинфицировался лет на 10 вперед. Эффект превзошел все ожидания. На несколько минут я превратил родственника в фонтанирующий огнетушитель. Следы того извержения на потолке пережили десятилетия и два ремонта. На месте дяди я б открутил гаденышу все до чего б дотянулся. Суд бы его оправдал, я уверен.
В более поздние годы масштаб издевательств и гадств только вырос.
Когда малец, то есть я вышел из щенячества и стал недопеском ,Родина снарядила родню на чужбину.
Меня же в Буржуинию по правилам брать было нельзя. Дабы не впитал растленный дух Запада и не оторвался от родимой сиси Родины-мамы.
Для пригляда из деревни был выписан патриарх семейства-прабабушка Олимпиада Степановна 1894 года схода со стапелей. Последнияя ветвь моего генеалогического древа, на которую не вскарабкались сыны Израилевы.
Старуха была железная, держала в страхе всю семью чуть ли не с Столыпинской реформы. Нрава была крутого, здоровья лошадиного, скора на суд и расправу.
Ее образом обычно пугали непослушных зятей и они моментально становились тихие и ласковые, как кастрированные коты.
Посовещавшись, семья решила что это единственное средство против меня. А что? Липа неуков до 60 лет объезжала, томилинская милиция запиралась изнутри при ее приближении, что она зарвавшегося сучонка не обломает. Ха!
Да от ее домогательст в 18 годе комиссарик убег-и поселок остался без Советской власти на полгода.
Однако "напор класс бьет", как говорят лошадники. Поначалу, Олимпиада Степановна таки скрутила мя в бараний рог. С такой масштабной личностью мне сталкиваться не приходилось доселе.
Для начала она решительно отвадила из дому всех девок. Стоило запереться в своей комнате с дамой, как склочная бабка начинала долбить клюкой в дверь и орать "Вы что думаете, я не ПОМНЮ, чем вы там занимаетесь!"
Весь дом заполонили ее подруги, коими она верховодила строго но справедливо. Дом потихоньку превращался в богадельню. Старухи роились днем и ночью, приставали непрерывно с расспросами, советовали учиться хорошо, слушаться бабушку и не пить водку. Делились опытом и диагнозами.
Я позиционно огрызался, но проигрывал войну напрочь.
Например один раз бабаня с утра ходила с жалобами на головную боль. Надо заметить, что у Олимпиада была смертельно больным человеком лет с 50.
За время этого страшного недуга она проводила в последний путь 8 своих участковых терапевтов и подруг-старух без счета. На похороны бегала радостно возбужденная-для нее это носило характер спортивного состязания. Каждые поминки-еще одна одержанная победа. При этом лет в 85 она при мне пожала 80 килограммовую штангу, что я приволок домой. Дотянула Липа почти до ста лет и до последних дней сохраняла бодрость духа и склочность нрава.
При этом она исправно принимала горы таблеток от всего. Каждый день у нее болело что то новое.
Так вот в тот день эстафету болезности приняла голова. Я принес анальгину.Липа выпила колеса и затянула обычную непатриотичную песнь, изрыгая хулу на отечественную фармацевтическую промышленность. "Таблетки говно-ни от чего не помогают, вот раньше…"
Я согласился:
-Да, лучшее средство от головной боли, это гильотина!
-Чаво?
-Что чаво?
-Как ты назвал?
-Гильотина.
-И что, помогает?
-Еще как! Один раз-и как отрезало! На всю жизнь!
-Импортное, небось?
-Да уж не наше, французское.
На следующий день Олимпиада чуть не прибила плоть от плоти своей.
Оказывается, она поперлась в аптеку и потребовала там гильотину от головной боли. Провизорша, подыхая от хохота пыталась объяснить что это не по адресу. Как же! Бабка устроила дикий гвалт, уличая их в коррупции и бесчеловечности:
-Что? Своим продали, да?! А бабушка старая, ходи, мучайся! Не стыдно?
Ну и так далее…
Однако делать что то было надо. Я уже пропах домом престарелых, эти мафусаилы и мафусаилши снились мне даже по ночам. Единственным временем, когда они не роились в доме -был обязательный разбег по домам для просмотра мексиканского сериала "Богатые тоже плачут" Потом они собирались вновь и до хрипоты обсуждали увиденное и услышанное. Персонажам сериала кости премывались как близким родственникам-долго, тщательно с удовольствием. На этом и созрел мой дьявольский план разгона этой вороньей слободки.
Немного предыстории.
Импортные родители передали с оказией отечественному отпрыску немыслимую по тем временам роскошь-телевизор с дистанционным управлением и видеомагнитофон(оба HITACHI) Видак тогда встречался в советских квартирах чуть чаще чем синхрофазатрон. Многие даже сомневались его существовании.
Бабка, к примеру, просто отказалась в него верить. Не может быть и все тут.
Я быстро напряг какие то полукриминальные связи и устроил обмен кассетами VHS (тогда их не покупали, а меняли) Как то мне притащили засаленную и подозрительно пахнущую концентрированной страстью кассету с невиданной доселе порнухой.
В полной прострации я обнаружил, что одна из трясущихся в экране жоп принадлежит главной героине сериала-Веронике Кастро.
Думал я недолго. За 5 минут до обязательного просмотра бабкой слез богатых, я запустил похабство и хищно замер за дверью с дисташкой в руках.
Бла бла бла…заставка…титры…первые диалоги…оп! Поехали!
В комнате раздался деревянный стук-то вставная челюсть запрыгала по паркету. Я подвывал под дверью. По окончанию просмотра на бабку было приятно смотреть. Она производила впечатление человека внезапно достигшего просветления. Челюсть ее ходила ходуном, глаза вращались в разные стороны. Скоро прибыла группа поддержки и
старые клюшки привычно загалдели, обсуждая непростое бытие заморских донов и сеньорит. Бабка переводила дикий взгляд с одной ораторши на другую и, как будто, не слышала их.
-Да она параститутка! -Завизжала Олимпиада Степановна, забрызгав слюнями товарок.
Повисла мертвая тишина.
-Кто? -осторожно поинтересовалась самая смелая.
-Мариана Вильярреаль де Сальватьерра, проблядь дешевая! Ее ж валяли там скопом кому не лень…
Дальше Олимпиада в доступной форме донесла увиденное до благодарных слушателей. Я с удивлением обнаружил, что кроме скромной девушки из благородной семьи она опознала в остальных участниках праздника плоти и других актеров сериала.
-Она ж и с Луисом Альберто и с Леонардо шалашовилась!-орала Липа-и даже попу этому, как его, падлу, а! падре Адриану дала!
Бабки переглянулись.
"-Нашего полку убыло" -читалось в их глазах. Липу попытались успокоить, но она, почуяв фальшивую ласку в голосах, заголосила сильнее. Старухи резво брызнули в дверь.
Я выл под одеялом в соседней комнате.
На этом совет старейшин в нашей хате приказал долго жить. Одна, самая верная приходила как то, делала вид что верит, они сели поглядеть непотребство, Липа приговаривала, вот сейчас мол, вот погоди…но все было чинно-благородно. Пока подруга не отлучилась в туалет. Липа торжествующе заорала, выбила дверь, стащила соседку с унитаза, поволокла к телевизору…и замерла…На экране опять тянулась привычная тягомотина. Соседка, как была, семеня ногами в спущенном белье ломанулась из дому.
Со временем мы с бабкой смирились с существованием друг друга. Она признала во мне равного и благоволила. Когда ж я приволок ей кресло-качалку, Липа произвела меня в любимчики и никому не позволяла хаять правнука в своем присутствии…
Более того-часто вступалась.
Захожу как то домой-слышу,как одна из моих пассий Past Continuous бьет челом Мафусаилше. Мол-кака я синяя, поматросил и бросил,то да се...
Липа(покачиваясь в кресле с чашкой кофе-сквозь дымный выдох беломорины)
-Не пойму я тя,Катька! Никак не пойму! Ну чаво ты печалисси? Чаво кобылисси? Девка ты молодая-дырку тебе любой провертить!
Я сползаю по стеночке...

Спасибо за внимание.